горѣ (p. 322. (C. D.) и Горгіасѣ (p. 506 E. sqq.) говорится: οἱ κόσμιοι καὶ σώφρονες; а у Ксенофонта (Mem. III. 9. 4. IV, 5. Plat. legg. p. 710. Phaedon, p. 69. E.) вмѣсто σωφροσὺνη стоитъ ή εὐταξία καὶ ή ἐγκράτεια. Въ подобномъ значеніи Сократъ понималъ разсудительность и въ Хармидѣ.
Но должно замѣтить, что въ этомъ разговорѣ Платонъ, слѣдуя обыкновенной сократической методѣ, не высказываетъ ясно и опредѣленно Сократовыхъ мыслей о разсудительности, а только приближаетъ читателя къ вѣрному о ней заключенію. Онъ имѣетъ въ виду два обстоятельства, существенно вредившихъ правильному и полному раскрытію этой добродѣтели въ греческомъ обществѣ: первое — то, что понятія о ней въ народѣ вообще были различны, неосновательны и произвольны; второе — то, что многіе поставляли ее въ одной способности разсуждать о всемъ, не зная и не дѣлая ничего. Обращая вниманіе на эти обстоятельства, Платонъ предположилъ себѣ цѣлію въ Хармидѣ — во первыхъ обнаружить шаткость и ложность людскихъ мнѣній о той добродѣтели, которую называли словомъ σωφροσύνη; во вторыхъ обличить хвастовство софистовъ, которые, будучи готовы разсуждать о всемъ и въ этомъ смыслѣ приписывая себѣ разсудительность, отнюдь не имѣли разсудительности, какъ добродѣтели, потому что она не есть чистая теорія. Истинное знаніе должно обнаруживаться жизнію, а иначе оно не было бы и истиннымъ; общее не можетъ ни существовать, ни приносить пользу, ни быть дѣйствительною добродѣтелію, не проявляясь въ частностяхъ. На это-то кажется мѣтитъ и Ксенофонтъ, когда говоритъ, что Сократъ не опредѣлилъ мудрости и разсудительности, а только сказалъ, что зная похвальное и честное, надобно пользоваться имъ, а зная постыдное, должно удаляться отъ него[1].
Что именно такова цѣль Платонова Хармида, въ томъ увѣрится всякій, кто захочетъ безъ предубѣжденій вникнуть
- ↑ Xenoph. mem. III. 9. 4. Σοφίαν δὲ καὶ σωφροσύνην οὐ διώριζεν, ἀλλὰ τὸν μὲν καλὰ τε καὶ ἀγαθὰ γιγνώσκοντα χρῆσθαι αὐτοῖς, καὶ τὸν τὰ αίσχρὰ εἰδότα εὐλαβεῖσθαι.
горе (p. 322. (C. D.) и Горгиасе (p. 506 E. sqq.) говорится: οἱ κόσμιοι καὶ σώφρονες; а у Ксенофонта (Mem. III. 9. 4. IV, 5. Plat. legg. p. 710. Phaedon, p. 69. E.) вместо σωφροσὺνη стоит ή εὐταξία καὶ ή ἐγκράτεια. В подобном значении Сократ понимал рассудительность и в Хармиде.
Но должно заметить, что в этом разговоре Платон, следуя обыкновенной сократической методе, не высказывает ясно и определенно Сократовых мыслей о рассудительности, а только приближает читателя к верному о ней заключению. Он имеет в виду два обстоятельства, существенно вредивших правильному и полному раскрытию этой добродетели в греческом обществе: первое — то, что понятия о ней в народе вообще были различны, неосновательны и произвольны; второе — то, что многие поставляли ее в одной способности рассуждать о всём, не зная и не делая ничего. Обращая внимание на эти обстоятельства, Платон предположил себе целью в Хармиде — во-первых обнаружить шаткость и ложность людских мнений о той добродетели, которую называли словом σωφροσύνη; во-вторых обличить хвастовство софистов, которые, будучи готовы рассуждать о всём и в этом смысле приписывая себе рассудительность, отнюдь не имели рассудительности, как добродетели, потому что она не есть чистая теория. Истинное знание должно обнаруживаться жизнью, а иначе оно не было бы и истинным; общее не может ни существовать, ни приносить пользу, ни быть действительною добродетелию, не проявляясь в частностях. На это-то кажется метит и Ксенофонт, когда говорит, что Сократ не определил мудрости и рассудительности, а только сказал, что зная похвальное и честное, надобно пользоваться им, а зная постыдное, должно удаляться от него[1].
Что именно такова цель Платонова Хармида, в том уверится всякий, кто захочет без предубеждений вникнуть
————————————
- ↑ Xenoph. mem. III. 9. 4. Σοφίαν δὲ καὶ σωφροσύνην οὐ διώριζεν, ἀλλὰ τὸν μὲν καλὰ τε καὶ ἀγαθὰ γιγνώσκοντα χρῆσθαι αὐτοῖς, καὶ τὸν τὰ αίσχρὰ εἰδότα εὐλαβεῖσθαι.
