Ипп. Мнѣ не кажется, Сократъ: и здѣсь онъ сказалъ E. это самое Аяксу, — т. е. не то, что Одиссею, — увлекшись простодушіемъ: напротивъ, Одиссей, когда говоритъ и правду, всегда говоритъ съ умысломъ, и когда лжетъ, все такимъ-же образомъ.
Сокр. Стало быть, Одиссей, какъ видно, лучше Ахиллеса.
Ипп. Это-то меньше всего, Сократъ.
Сокр. Что-же? А давно-ли являлись добровольные лжецы лучшими, чѣмъ невольные?
Ипп. Но какимъ-образомъ, Сократъ, произвольные обидчики и произвольные замышлятели и злодѣи могли бы быть 372. лучше, чѣмъ невольные, которымъ, кажется, весьма простительно, если кто изъ нихъ обидитъ, или сдѣлаетъ какое-нибудь иное зло — по незнанію? Да и законы-то гораздо строже къ злодѣямъ и лжецамъ произвольнымъ, чѣмъ къ невольнымъ.
B.Сокр. Видишь, Иппіасъ, я говорю правду, что бываю веселъ, спрашивая мудрецовъ, и должно быть, въ этомъ одномъ поставляю благо, а прочее почитаю очень маловажнымъ. Я не добьюсь, какъ бываютъ вещи, и не знаю, что гдѣ есть: достаточнымъ же доказательствомъ этого служитъ мнѣ то, что когда сношусь съ кѣмъ нибудь изъ васъ — счастливцевъ по мудрости, которыхъ мудрость засвидѣтельствована всѣми Эллинами, — открывается, что я ничего не знаю, потому что ничто мое, просто сказать, не кажется мнѣ, какъ тожественное съ вашимъ. А какое можетъ быть большее доказательство C. невѣжества, если не то, когда кто не согласенъ съ мужами мудрыми? Одно только есть у меня дивное, спасающее благо, что я не стыжусь учиться, но разузнаю и спрашиваю, и бываю весьма благодаренъ отвѣчающему, — никого и никогда не лишаю моей благодарности. Вѣдь я никогда не запирался, научившись чему нибудь, какъ будто-бы извѣстное знаніе хотѣлъ выдавать за мое собственное изобрѣтеніе: напротивъ, восхваляю того, кто научилъ меня, какъ D. мудрецъ, и объявляю, что я узналъ отъ него. Да вотъ и
Ипп. Мне не кажется, Сократ: и здесь он сказал E. это самое Аяксу, — т. е. не то, что Одиссею, — увлекшись простодушием: напротив, Одиссей, когда говорит и правду, всегда говорит с умыслом, и когда лжет, всё таким же образом.
Сокр. Стало быть, Одиссей, как видно, лучше Ахиллеса.
Ипп. Это-то меньше всего, Сократ.
Сокр. Что же? А давно ли являлись добровольные лжецы лучшими, чем невольные?
Ипп. Но каким-образом, Сократ, произвольные обидчики и произвольные замышлятели и злодеи могли бы быть 372. лучше, чем невольные, которым, кажется, весьма простительно, если кто из них обидит, или сделает какое-нибудь иное зло — по незнанию? Да и законы-то гораздо строже к злодеям и лжецам произвольным, чем к невольным.
B.Сокр. Видишь, Иппиас, я говорю правду, что бываю весел, спрашивая мудрецов, и должно быть, в этом одном поставляю благо, а прочее почитаю очень маловажным. Я не добьюсь, как бывают вещи, и не знаю, что где есть: достаточным же доказательством этого служит мне то, что когда сношусь с кем-нибудь из вас — счастливцев по мудрости, которых мудрость засвидетельствована всеми Эллинами, — открывается, что я ничего не знаю, потому что ничто мое, просто сказать, не кажется мне, как тожественное с вашим. А какое может быть большее доказательство C. невежества, если не то, когда кто не согласен с мужами мудрыми? Одно только есть у меня дивное, спасающее благо, что я не стыжусь учиться, но разузнаю и спрашиваю, и бываю весьма благодарен отвечающему, — никого и никогда не лишаю моей благодарности. Ведь я никогда не запирался, научившись чему-нибудь, как будто бы известное знание хотел выдавать за мое собственное изобретение: напротив, восхваляю того, кто научил меня, как D. мудрец, и объявляю, что я узнал от него. Да вот и
