рушенію, и видя измѣняемость неба и земли, наконецъ я C. показался самъ себѣ столь неспособнымъ для подобныхъ изысканій, что изъ рукъ вонъ (ὡς οὐδὲν χρῆμα). И вотъ тебѣ достаточный признакъ: прежде я кое-что ясно-таки зналъ, какъ и мнѣ самому казалось, и другимъ; а послѣ, чрезъ свои изслѣдованія, дошелъ до такой слѣпоты, что даже разучился знать вещи, дотолѣ мнѣ извѣстныя. Не говоря о множествѣ ихъ, укажу только на одну: отчего человѣкъ ростетъ? Передъ тѣмъ временемъ я считалъ очевиднымъ D. для всякаго, что это бываетъ отъ пищи и питья. Когда, то-есть, чрезъ пищу плоть прибавляется къ плоти, кости къ костямъ, и такимъ же образомъ все прочее, что съ чѣмъ сродно; тогда небольшая тяжесть становится уже большею, а слѣдовательно изъ малорослаго человѣка образуется великорослый. Такъ думалъ я прежде, и — какъ тебѣ кажется? — не ладно ли? — Мнѣ кажется, ладно, отвѣчалъ Кевисъ. — Смотри-ка и на это еще. По моему мнѣнію, достаточно правильнымъ казалось мнѣ, что когда великорослый человѣкъ станетъ возлѣ малорослаго, тогда бываетъ выше его цѣлою головою, равно какъ и конь выше коня. А и того яснѣе, что десять болѣе восьми, ибо прибавилось E. два, — и два локтя болѣе одного, потому что превышаютъ его половиною. — Да теперь-то, спросилъ Кевисъ, какъ же ты думаешь объ этомъ? — Теперь, клянусь Зевсомъ, я далекъ отъ мысли, что причины этихъ вещей мнѣ извѣстны; теперь я не могу даже увѣриться въ томъ, какимъ образомъ бываетъ, что когда кто приложилъ единицу къ единицѣ, то или единица, къ которой приложено, превратилась въ два, или приложенная и та, къ которой приложено, 97. чрезъ приложеніе одной къ другой, сдѣлались двумя. Для меня удивительно вотъ что: доколѣ каждая изъ единицъ существовала отдѣльно, — каждая была единицею, тогда онѣ не были двумя; а когда сблизились между собою, то вдругъ сближеніе ихъ стало причиною — сдѣлаться имъ двумя. Не понимаю также и того, какимъ образомъ, когда кто
рушению, и видя изменяемость неба и земли, наконец я C. показался сам себе столь неспособным для подобных изысканий, что из рук вон (ὡς οὐδὲν χρῆμα). И вот тебе достаточный признак: прежде я кое-что ясно-таки знал, как и мне самому казалось, и другим; а после, чрез свои исследования, дошел до такой слепоты, что даже разучился знать вещи, дотоле мне известные. Не говоря о множестве их, укажу только на одну: отчего человек растет? Перед тем временем я считал очевидным D. для всякого, что это бывает от пищи и питья. Когда, то есть, чрез пищу плоть прибавляется к плоти, кости к костям, и таким же образом всё прочее, что с чем сродно; тогда небольшая тяжесть становится уже большею, а следовательно из малорослого человека образуется великорослый. Так думал я прежде, и — как тебе кажется? — не ладно ли? — Мне кажется, ладно, отвечал Кевис. — Смотри-ка и на это еще. По моему мнению, достаточно правильным казалось мне, что когда великорослый человек станет возле малорослого, тогда бывает выше его целою головою, равно как и конь выше коня. А и того яснее, что десять более восьми, ибо прибавилось E. два, — и два локтя более одного, потому что превышают его половиною. — Да теперь-то, спросил Кевис, как же ты думаешь об этом? — Теперь, клянусь Зевсом, я далек от мысли, что причины этих вещей мне известны; теперь я не могу даже увериться в том, каким образом бывает, что когда кто приложил единицу к единице, то или единица, к которой приложено, превратилась в два, или приложенная и та, к которой приложено, 97. чрез приложение одной к другой, сделались двумя. Для меня удивительно вот что: доколе каждая из единиц существовала отдельно, — каждая была единицею, тогда они не были двумя; а когда сблизились между собою, то вдруг сближение их стало причиною — сделаться им двумя. Не понимаю также и того, каким образом, когда кто
