о существѣ и происхожденіи добродѣтели, Сократъ довольно опредѣленно высказываетъ и собственную свою мысль о ней. Посему на Менона должно смотрѣть, какъ на заключеніе Сократовой иѳики, какъ на окончательное раскрытіе нравственности, которую аѳинскій мудрецъ столь неутомимо преподавалъ своимъ соотечественникамъ. Притомъ нельзя не замѣтить, что въ Менонѣ къ ученію Сократа Платонъ уже привилъ нѣсколько и своихъ собственныхъ идей, которыми этотъ разговоръ поставляется въ отношеніе къ Федону, Федру, Горгіасу и Теэтету. Такъ напримѣръ, ученіе о познаніи въ смыслѣ припоминанія вещей, которыя душа видѣла въ до-мірномъ своемъ существованіи, очевидно объясняется исторіею человѣческаго духа, миѳически изложенною въ Федрѣ; а математическія понятія о фигурѣ, физіологическіе толки Эмпедокла о чувственныхъ представленіяхъ, и мысль о правильномъ мнѣніи, указываютъ на основанія въ Теэтетѣ и Горгіасѣ. Впрочемъ общее всегда позволительно предпочитать частному: общая тема Менона даетъ ему большее право на связь съ Протагоромъ, нежели нѣкоторыя частныя мысли — на сближеніе съ этими послѣдними разговорами.
Приступая къ разбору этого сочиненія, мы прежде всего видимъ, что въ немъ нѣтъ обыкновеннаго въ Платоновыхъ разговорахъ вступленія, въ которомъ нашъ философъ драмматически излагаетъ всѣ обстоятельства, предуготовляющія къ изслѣдованію извѣстнаго предмета. Здѣсь бесѣда начинается вдругъ вопросомъ: «скажи мнѣ, Сократъ, можно ли изучать добродѣтель? или она не изучается, а пріобрѣтается подвигами? или — и не изучается и не пріобрѣтается подвигами, а получается отъ природы?» Такое нечаянное, не приготовленное начало заставляло нѣкоторыхъ критиковъ сомнѣваться въ подлинности Менона. Это сомнѣніе, по видимому, тѣмъ основательнѣе, чѣмъ нужнѣе было бы здѣсь вступленіе. Потребность его становится ощутительною особенно въ томъ случаѣ, когда Сократъ вдругъ обращается къ новому собесѣднику, Аниту, о присутствіи, или прибытіи котораго
о существе и происхождении добродетели, Сократ довольно определенно высказывает и собственную свою мысль о ней. Посему на Менона должно смотреть, как на заключение Сократовой ифики, как на окончательное раскрытие нравственности, которую афинский мудрец столь неутомимо преподавал своим соотечественникам. Притом нельзя не заметить, что в Меноне к учению Сократа Платон уже привил несколько и своих собственных идей, которыми этот разговор поставляется в отношение к Федону, Федру, Горгиасу и Теэтету. Так например, учение о познании в смысле припоминания вещей, которые душа видела в до-мирном своем существовании, очевидно объясняется историею человеческого духа, мифически изложенною в Федре; а математические понятия о фигуре, физиологические толки Эмпедокла о чувственных представлениях, и мысль о правильном мнении, указывают на основания в Теэтете и Горгиасе. Впрочем общее всегда позволительно предпочитать частному: общая тема Менона дает ему большее право на связь с Протагором, нежели некоторые частные мысли — на сближение с этими последними разговорами.
Приступая к разбору этого сочинения, мы прежде всего видим, что в нём нет обыкновенного в Платоновых разговорах вступления, в котором наш философ драмматически излагает все обстоятельства, предуготовляющие к исследованию известного предмета. Здесь беседа начинается вдруг вопросом: «скажи мне, Сократ, можно ли изучать добродетель? или она не изучается, а приобретается подвигами? или — и не изучается и не приобретается подвигами, а получается от природы?» Такое нечаянное, не приготовленное начало заставляло некоторых критиков сомневаться в подлинности Менона. Это сомнение, по-видимому, тем основательнее, чем нужнее было бы здесь вступление. Потребность его становится ощутительною особенно в том случае, когда Сократ вдруг обращается к новому собеседнику, Аниту, о присутствии, или прибытии которого
