цу? Это-то давно уже изслѣдываемъ мы — я и Менонъ. Такъ смотри сюда изъ своихъ основаній. Не сказалъ ли бы ты, что Ѳемистоклъ былъ человѣкъ добрый?
Ан. Конечно сказалъ бы, — и добрѣе всѣхъ.C.
Сокр. Значитъ, если кто другой могъ учить своей добродѣтели, то онъ былъ конечно хорошимъ учителемъ?
Ан. Думаю, еслибы только захотѣлъ.
Сокр. А думаешь ли, что онъ не хотѣлъ сдѣлать хорошимъ и добрымъ нетолько кого-нибудь, но даже и собственнаго сына? Или, по твоему мнѣнію, Ѳемистоклъ завидовалъ ему и умышленно не передалъ добродѣтели, по которой самъ D. былъ добрымъ? Развѣ ты не слышалъ, что онъ образовалъ своего сына, Клеофанта, добрымъ всадникомъ; такъ что послѣдній держался на конѣ стоя, стоя на конѣ стрѣлялъ и дѣлалъ много другихъ чудесъ? Всему этому отецъ научилъ его и сдѣлалъ мудрецомъ, сколько зависѣло отъ добрыхъ учителей. Или ты не слыхалъ объ этомъ отъ стариковъ?
Ан. Слыхалъ.
Сокр. Слѣдовательно никто не могъ обвинять природу его сына въ тупости.
Ан. Можетъ быть.E.
Сокр. Но что потомъ? слыхалъ ли ты когда-нибудь отъ юношей, или стариковъ, что Клеофантъ, сынъ Ѳемистокла, былъ добръ и мудръ въ томъ, въ чемъ отецъ его?
Ан. Ну нѣтъ.
Сокр. Неужели же мы подумаемъ, что тому-то онъ старался научить своего сына, а въ этой мудрости, въ которой самъ былъ мудрецомъ, не сдѣлалъ бы его лучше сосѣдей, еслибы добродѣтель была дѣйствительно изучима?
Ан. Можетъ быть, не подумаемъ, клянусь Зевсомъ.
Сокр. Итакъ вотъ тебѣ учитель добродѣтели, котораго и 94. ты относишь къ числу отличнѣйшихъ между предками. Посмотримъ еще на другаго, — на Аристида, сына Лизимахова: не согласишься ли ты, что онъ былъ добръ?
Ан. Совершенно согласенъ.
цу? Это-то давно уже исследываем мы — я и Менон. Так смотри сюда из своих оснований. Не сказал ли бы ты, что Фемистокл был человек добрый?
Ан. Конечно сказал бы, — и добрее всех.C.
Сокр. Значит, если кто другой мог учить своей добродетели, то он был конечно хорошим учителем?
Ан. Думаю, если бы только захотел.
Сокр. А думаешь ли, что он не хотел сделать хорошим и добрым нетолько кого-нибудь, но даже и собственного сына? Или, по твоему мнению, Фемистокл завидовал ему и умышленно не передал добродетели, по которой сам D. был добрым? Разве ты не слышал, что он образовал своего сына, Клеофанта, добрым всадником; так что последний держался на коне стоя, стоя на коне стрелял и делал много других чудес? Всему этому отец научил его и сделал мудрецом, сколько зависело от добрых учителей. Или ты не слыхал об этом от стариков?
Ан. Слыхал.
Сокр. Следовательно никто не мог обвинять природу его сына в тупости.
Ан. Может быть.E.
Сокр. Но что потом? слыхал ли ты когда-нибудь от юношей, или стариков, что Клеофант, сын Фемистокла, был добр и мудр в том, в чём отец его?
Ан. Ну нет.
Сокр. Неужели же мы подумаем, что тому-то он старался научить своего сына, а в этой мудрости, в которой сам был мудрецом, не сделал бы его лучше соседей, если бы добродетель была действительно изучима?
Ан. Может быть, не подумаем, клянусь Зевсом.
Сокр. Итак вот тебе учитель добродетели, которого и 94. ты относишь к числу отличнейших между предками. Посмотрим еще на другого, — на Аристида, сына Лизимахова: не согласишься ли ты, что он был добр?
Ан. Совершенно согласен.
