смерти душа моя сойдетъ въ преисподнюю и, представъ предъ судей въ совершенной наготѣ, признана будетъ ими достойною жребія душъ благочестивыхъ. Итакъ, я не долженъ, по твоему совѣту, Калликлъ, съ помощію риторики, домогаться чести отъ народа, но считаю долгомъ соблюдать истину, чтобы и жить и умереть человѣкомъ наилучшимъ. Къ этому же приглашаю и другихъ, и тебя самого, боясь, что иначе ты не въ состояніи будешь помочь себѣ, когда предстанешь на судъ къ Эаку. Указанный мною образъ жизни, безъ сомнѣнія, долженъ быть лучше вашего; потому что вы, люди мудрѣйшіе, не могли доказать, что надобно вести жизнь другую, а не ту, которая приноситъ пользу и по смерти. Всѣ ваши положенія опровергнуты; уцѣлѣло только одно, — что надобно больше остерегаться дѣлать обиду, чѣмъ быть обижаемымъ, и не казаться, а дѣйствительно быть добрымъ. Послушайся же меня и иди этимъ путемъ. Потрудившись на такомъ поприщѣ, мы потомъ уже, если покажется нужнымъ, приступимъ и къ дѣламъ политическимъ, и будемъ подавать совѣты, какъ совѣтники лучшіе, чѣмъ каковы мы теперь (513 D — 527 E).
Обозрѣвъ ходъ и послѣдовательное развитіе частей Платонова Горгіаса, мы теперь можемъ ясно опредѣлить цѣль этого діалога. Надобно припомнить, что послѣ персидскихъ войнъ нравственное и политическое состояніе Грековъ начало клониться къ упадку. Разбивъ и изгнавъ изъ своихъ предѣловъ огромныя персидскія арміи, Греки потомъ чрезъ долгое время наслаждались совершеннымъ миромъ и, гордясь воспоминаніями о блистательныхъ успѣхахъ своего оружія, о подвигахъ знаменитыхъ своихъ вождей, предались гражданской дремотѣ, оставили прежнюю простоту своей жизни и устремились ко всѣмъ родамъ удовольствій. Имѣя въ виду этотъ нравственный переворотъ своихъ соотечественниковъ, Платонъ причину его указываетъ въ тѣхъ самыхъ народныхъ вождяхъ, которые, своими побѣдами прославивъ греческое общество, во время мира не заботились держать его
смерти душа моя сойдет в преисподнюю и, представ пред судьями в совершенной наготе, признана будет ими достойною жребия душ благочестивых. Итак, я не должен, по твоему совету, Калликл, с помощию риторики, домогаться чести от народа, но считаю долгом соблюдать истину, чтобы и жить и умереть человеком наилучшим. К этому же приглашаю и других, и тебя самого, боясь, что иначе ты не в состоянии будешь помочь себе, когда предстанешь на суд к Эаку. Указанный мною образ жизни, без сомнения, должен быть лучше вашего; потому что вы, люди мудрейшие, не могли доказать, что надобно вести жизнь другую, а не ту, которая приносит пользу и по смерти. Все ваши положения опровергнуты; уцелело только одно, — что надобно больше остерегаться делать обиду, чем быть обижаемым, и не казаться, а действительно быть добрым. Послушайся же меня и иди этим путем. Потрудившись на таком поприще, мы потом уже, если покажется нужным, приступим и к делам политическим, и будем подавать советы, как советники лучшие, чем каковы мы теперь (513 D — 527 E).
Обозрев ход и последовательное развитие частей Платонова Горгиаса, мы теперь можем ясно определить цель этого диалога. Надобно припомнить, что после персидских войн нравственное и политическое состояние Греков начало клониться к упадку. Разбив и изгнав из своих пределов огромные персидские армии, Греки потом чрез долгое время наслаждались совершенным миром и, гордясь воспоминаниями о блистательных успехах своего оружия, о подвигах знаменитых своих вождей, предались гражданской дремоте, оставили прежнюю простоту своей жизни и устремились ко всем родам удовольствий. Имея в виду этот нравственный переворот своих соотечественников, Платон причину его указывает в тех самых народных вождях, которые, своими победами прославив греческое общество, во время мира не заботились держать его
