быть, весьма несчастны: они въ дырявую бочку носятъ воду другою дырявою вещію — рѣшетомъ. Подъ словомъ же «рѣшето», C. по объясненію моего собесѣдника, разумѣется душа; и душу людей немысленныхъ, какбы дырявую, онъ уподобилъ рѣшету, поколику она, страдая непостоянствомъ (δἰ ἀπιστίαν) и забвеніемъ, не можетъ быть закупорена. Все это конечно страшновато, однакожъ ясно открываетъ, что̀ хотѣлъ бы я доказать тебѣ, еслибы могъ убѣдить тебя перемѣниться и, вмѣсто жизни ненасытной и невоздержной, избрать жизнь благонравную и всегда довольствующуюся настоящимъ. Но буду ли я убѣдителенъ? перемѣнишь ли ты свой образъ мыслей и примешь ли мнѣніе, что благонравные счастливѣе невоздержныхъ? Или напротивъ — сколько бы D. мнѣ ни пересказать подобныхъ басенъ, ты нимало не перемѣнишься?
Калл. Послѣднее больше вѣрно, Сократъ.
Сокр. Постой однакожъ; я раскрою тебѣ еще одно подобіе изъ той же школы, изъ которой взято и это. Смотри-ка: жизни разсудительной и жизни невоздержной не найдешь ли ты похожими на то, какъ еслибы у каждаго изъ двухъ человѣкъ было множество бочекъ? У одного они пусть будутъ E. цѣлы и наполнены то виномъ, то медомъ, то молокомъ, вообще — многія многими, рѣдкими и нелегко пріобрѣтаемыми жидкостями, изъ которыхъ всякая, то-есть, пріобрѣтается тяжелыми и великими трудами: стало быть, наполнивъ ихъ, онъ уже и не доливаетъ, не заботится, но въ отношеніи къ нимъ покоенъ. У другаго напротивъ жидкости столь же-таки неудобоснискиваемы и съ трудомъ пріобрѣтаются, какъ и у перваго, да еще и сосуды-то дырявы, — протекаютъ: поэтому 494. онъ принужденъ доливать ихъ денно и нощно, или испытывать крайнее мученіе. Если же жизнь того и другаго дѣйствительно такова, то которую назовешь ты болѣе счастливою, — жизнь ли человѣка невоздержнаго, или благонравнаго? Говоря это, расположу ли я тебя къ согласію, что благонравный живетъ лучше невоздержнаго, или не расположу?
быть, весьма несчастны: они в дырявую бочку носят воду другою дырявою вещию — решетом. Под словом же «решето», C. по объяснению моего собеседника, разумеется душа; и душу людей немысленных, как бы дырявую, он уподобил решету, поколику она, страдая непостоянством (δἰ ἀπιστίαν) и забвением, не может быть закупорена. Всё это конечно страшновато, однакож ясно открывает, что̀ хотел бы я доказать тебе, если бы мог убедить тебя перемениться и, вместо жизни ненасытной и невоздержной, избрать жизнь благонравную и всегда довольствующуюся настоящим. Но буду ли я убедителен? переменишь ли ты свой образ мыслей и примешь ли мнение, что благонравные счастливее невоздержных? Или напротив — сколько бы D. мне ни пересказать подобных басен, ты нимало не переменишься?
Калл. Последнее больше верно, Сократ.
Сокр. Постой однакож; я раскрою тебе еще одно подобие из той же школы, из которой взято и это. Смотри-ка: жизни рассудительной и жизни невоздержной не найдешь ли ты похожими на то, как если бы у каждого из двух человек было множество бочек? У одного они пусть будут E. целы и наполнены то вином, то медом, то молоком, вообще — многие многими, редкими и нелегко приобретаемыми жидкостями, из которых всякая, то есть, приобретается тяжелыми и великими трудами: стало быть, наполнив их, он уже и не доливает, не заботится, но в отношении к ним покоен. У другого напротив жидкости столь же таки неудобоснискиваемы и с трудом приобретаются, как и у первого, да еще и сосуды-то дырявы, — протекают: поэтому 494. он принужден доливать их денно и нощно, или испытывать крайнее мучение. Если же жизнь того и другого действительно такова, то которую назовешь ты более счастливою, — жизнь ли человека невоздержного, или благонравного? Говоря это, расположу ли я тебя к согласию, что благонравный живет лучше невоздержного, или не расположу?
