ющаго, кто бы ни захотѣлъ — ударить ли меня по уху, — это было удалое твое выраженіе, — отнять ли у меня деньги, выгнать ли меня изъ общества, или вовсе лишить жизни. Находиться въ такомъ положеніи, говорилъ ты, есть дѣло самое постыдное: а я говорю противное, что̀ уже многократно было говорено, и что̀ сказать не мѣшаетъ еще одинъ разъ. Я утверждаю, Калликлъ, что быть несправедливо E. удареннымъ по уху и отдать подъ ножъ свое тѣло, либо свой кошелекъ — вовсе не постыдно, но что гораздо постыднѣе и хуже — несправедливо бить и рѣзать какъ меня, такъ и мое, — что для обидчика — украсть, закабалить, подкопаться подъ стѣну и вообще — нанести какую бы то ни было обиду мнѣ или моему — гораздо постыднѣе и хуже, чѣмъ для меня — обижаемаго. Итакъ, что̀ показалось намъ выше, въ 509. прежней рѣчи, говорю я, то держится и связано — если можно употребить выраженіе нѣсколько дикое — желѣзными и адамантовыми словами; такъ что, пока эти слова не будутъ расторгнуты либо тобою, либо кѣмъ-нибудь мужественнѣе тебя, — кажется, никому не возможно сказать хорошо, говоря иначе, чѣмъ я теперь говорю. У меня — всегда одна и та же рѣчь: не знаю, какъ это бываетъ; но когда я напалъ на какую-нибудь мысль, какъ теперь, — никто не можетъ B. утверждать иначе, не дѣлаясь смѣшнымъ. Итакъ полагаю, что это справедливо. Но какъ скоро справедливо, и обида для самого обидчика есть величайшее изъ золъ, а то, когда обидчикъ не подвергается наказанію, — даже, если возможно, и больше этого величайшаго зла; то какой помощи немогущій доставить себѣ человѣкъ будетъ по истинѣ смѣшонъ? — не той ли, которая отвратила бы отъ насъ величайшій вредъ? По всей справедливости, самая постыд-
ἄτιμοι τοῦ ἐθέλοντος, то-есть ἀπὸ τοῦ ἐθελοντος. Здѣсь разумѣется родъ самаго великаго гражданскаго безчестія, по которому лице, вмѣстѣ съ его потомствомъ, лишается всѣхъ гражданскихъ правъ и не пользуется покровительствомъ закона. Общественное безчестіе у Грековъ было трехъ степеней. См. Meyer de bonis damnat. p. 101 sqq. 137 sqq. и Lit. Attic. p. 563.
ющего, кто бы ни захотел — ударить ли меня по уху, — это было удалое твое выражение, — отнять ли у меня деньги, выгнать ли меня из общества, или вовсе лишить жизни. Находиться в таком положении, говорил ты, есть дело самое постыдное: а я говорю противное, что̀ уже многократно было говорено, и что̀ сказать не мешает еще один раз. Я утверждаю, Калликл, что быть несправедливо E. ударенным по уху и отдать под нож свое тело, либо свой кошелек — вовсе не постыдно, но что гораздо постыднее и хуже — несправедливо бить и резать как меня, так и мое, — что для обидчика — украсть, закабалить, подкопаться под стену и вообще — нанести какую бы то ни было обиду мне или моему — гораздо постыднее и хуже, чем для меня — обижаемого. Итак, что̀ показалось нам выше, в 509. прежней речи, говорю я, то держится и связано — если можно употребить выражение несколько дикое — железными и адамантовыми словами; так что, пока эти слова не будут расторгнуты либо тобою, либо кем-нибудь мужественнее тебя, — кажется, никому не возможно сказать хорошо, говоря иначе, чем я теперь говорю. У меня — всегда одна и та же речь: не знаю, как это бывает; но когда я напал на какую-нибудь мысль, как теперь, — никто не может B. утверждать иначе, не делаясь смешным. Итак полагаю, что это справедливо. Но как скоро справедливо, и обида для самого обидчика есть величайшее из зол, а то, когда обидчик не подвергается наказанию, — даже, если возможно, и больше этого величайшего зла; то какой помощи немогущий доставить себе человек будет поистине смешон? — не той ли, которая отвратила бы от нас величайший вред? По всей справедливости, самая постыд-
————————————
ἄτιμοι τοῦ ἐθέλοντος, то есть ἀπὸ τοῦ ἐθελοντος. Здесь разумеется род самого великого гражданского бесчестия, по которому лице, вместе с его потомством, лишается всех гражданских прав и не пользуется покровительством закона. Общественное бесчестие у Греков было трех степеней. См. Meyer de bonis damnat. p. 101 sqq. 137 sqq. и Lit. Attic. p. 563.
