нію, что цѣлію, какую представлялъ себѣ писатель этой бесѣды, было — открыть истинную причину превратныхъ понятій и дѣйствій Алкивіада въ нѣдрѣ аѳинской республики, что онъ развращенъ былъ не внушеніями Сократа, а легкомысленностію аѳинскаго народа, и что Сократъ, прежде чѣмъ ученикъ его вступилъ на народную каѳедру, пробудилъ въ немъ любовь къ разсудительности. Эту именно цѣль Платонова «Алкивіада» предполагалъ и Персій[1], примѣняя его содержаніе къ характеру римской трибуны.
|
Rem populi tractas — — — |
Представляя такую цѣль разсматриваемаго діалога, мы теперь ясно видимъ, въ чемъ состоитъ ошибка Аста. Онъ выдвигаетъ на первый планъ изслѣдованія мысль, имѣющую значеніе слишкомъ частное, и служащую почти всегдашнею у Сократа формою ироніи: — разумѣемъ напоминаніе его о любви къ Алкивіаду. Это напоминаніе, сдѣланное при самомъ вступленіи въ разговоръ, очевидно, есть только оборотъ рѣчи πρὸς χάριν, которымъ Сократъ, по своему обыкновенію, воспользовался для начатія изслѣдованій предположенной имъ темы; а къ ходу и цѣли бесѣды, какъ показываетъ самое ея содержаніе, оно не имѣетъ никакого отношенія. Впрочемъ, подобныя недоразумѣнія критики касательно «Алкивіада» бывали и прежде. Извѣстно, что въ Стефановомъ изданіи Платоновыхъ сочиненій разсматриваемый разговоръ обозначенъ вторичнымъ или объяснительнымъ заглавіемъ. Желая указать на самое его содержаніе, издатель озаглавилъ
- ↑ Pers. Sat. IV.
нию, что целью, какую представлял себе писатель этой беседы, было — открыть истинную причину превратных понятий и действий Алкивиада в недре афинской республики, что он развращен был не внушениями Сократа, а легкомысленностью афинского народа, и что Сократ, прежде чем ученик его вступил на народную кафедру, пробудил в нём любовь к рассудительности. Эту именно цель Платонова «Алкивиада» предполагал и Персий[1], применяя его содержание к характеру римской трибуны.
|
Rem populi tractas — — — |
Представляя такую цель рассматриваемого диалога, мы теперь ясно видим, в чём состоит ошибка Аста. Он выдвигает на первый план исследования мысль, имеющую значение слишком частное, и служащую почти всегдашнею у Сократа формою иронии: — разумеем напоминание его о любви к Алкивиаду. Это напоминание, сделанное при самом вступлении в разговор, очевидно, есть только оборот речи πρὸς χάριν, которым Сократ, по своему обыкновению, воспользовался для начатия исследований предположенной им темы; а к ходу и цели беседы, как показывает самое её содержание, оно не имеет никакого отношения. Впрочем, подобные недоразумения критики касательно «Алкивиада» бывали и прежде. Известно, что в Стефановом издании Платоновых сочинений рассматриваемый разговор обозначен вторичным или объяснительным заглавием. Желая указать на самое его содержание, издатель озаглавил
————————————
- ↑ Pers. Sat. IV.
