невозможно, еслибы наша душа до своего явленія въ образѣ 73. человѣка нигдѣ не существовала. Такъ вотъ и поэтому она должна быть нѣчто безсмертное. — Но чѣмъ же это доказывается, Кевисъ? спросилъ Симміасъ. Приведи мнѣ на память, потому что въ настоящее время я не очень помню. — Это доказывается однимъ прекраснымъ основаніемъ, сказалъ Кевисъ, что люди, когда хорошо предлагаютъ имъ вопросы, сами рѣшаютъ ихъ, какъ надобно, чего они, конечно, не могли бы сдѣлать, еслибы не имѣли въ себѣ знанія и B. правильнаго смысла. Особенно, когда приводятъ ихъ къ чертежамъ и другому тому подобному, — тотчасъ же видно, что дѣло такъ бываетъ[1]. — А если не убѣждаешься этимъ, Симміасъ, сказалъ Сократъ, то смотри, не согласишься ли съ нами, изслѣдывая предметъ вотъ какимъ образомъ. Ты вѣдь не вѣришь, что такъ называемое ученіе есть припоминаніе? — Не то что не вѣрю, отвѣчалъ Симміасъ, но имѣю нужду именно въ томъ, о чемъ теперь рѣчь, — въ припоминаніи. Впрочемъ изъ словъ Кевиса я уже почти вспомнилъ и убѣжденъ, хотя тѣмъ не менѣе послушалъ бы, какъ ты будешь C. объ этомъ говорить. — Вотъ какъ, отвѣчалъ онъ. Мы, конечно, согласимся, что тотъ, кто припоминаетъ что-нибудь, прежде когда-то долженъ былъ знать это. — Безъ сомнѣнія, отвѣчалъ онъ. — Значитъ, согласимся также, что пріобрѣтенное этимъ способомъ знаніе есть припоминаніе. А какой способъ я разумѣю? Кто, или увидѣвъ, или услышавъ, или принявъ что-нибудь инымъ чувствомъ, узналъ не одно это, но пришелъ къ мысли и о другомъ, знаніе чего не то же, а отлично отъ перваго; тому не въ правѣ ли мы приписать воспоминаніе о вещи, пришедшей ему на мысль? — Какъ это D. говоришь ты, Сократъ? — Напримѣръ такъ: знаніе человѣка и лиры, вѣрно, различно? — Какъ же не различно? — А не извѣстно ли тебѣ, что друзья, видя лиру, платье, или что другое, обыкновенно употребляемое ихъ любезными, испытыва-
- ↑ Кевисъ, повидимому, указываетъ здѣсь на извѣстное мѣсто въ Платоновомъ Менонѣ p. 31 sqq.
невозможно, если бы наша душа до своего явления в образе 73. человека нигде не существовала. Так вот и поэтому она должна быть нечто бессмертное. — Но чем же это доказывается, Кевис? спросил Симмиас. Приведи мне на память, потому что в настоящее время я не очень помню. — Это доказывается одним прекрасным основанием, сказал Кевис, что люди, когда хорошо предлагают им вопросы, сами решают их, как надобно, чего они, конечно, не могли бы сделать, если бы не имели в себе знания и B. правильного смысла. Особенно, когда приводят их к чертежам и другому тому подобному, — тотчас же видно, что дело так бывает[1]. — А если не убеждаешься этим, Симмиас, сказал Сократ, то смотри, не согласишься ли с нами, исследывая предмет вот каким образом. Ты ведь не веришь, что так называемое учение есть припоминание? — Не то что не верю, отвечал Симмиас, но имею нужду именно в том, о чём теперь речь, — в припоминании. Впрочем из слов Кевиса я уже почти вспомнил и убежден, хотя тем не менее послушал бы, как ты будешь C. об этом говорить. — Вот как, отвечал он. Мы, конечно, согласимся, что тот, кто припоминает что-нибудь, прежде когда-то должен был знать это. — Без сомнения, отвечал он. — Значит, согласимся также, что приобретенное этим способом знание есть припоминание. А какой способ я разумею? Кто, или увидев, или услышав, или приняв что-нибудь иным чувством, узнал не одно это, но пришел к мысли и о другом, знание чего не то же, а отлично от первого; тому не вправе ли мы приписать воспоминание о вещи, пришедшей ему на мысль? — Как это D. говоришь ты, Сократ? — Например так: знание человека и лиры, верно, различно? — Как же не различно? — А не известно ли тебе, что друзья, видя лиру, платье, или что другое, обыкновенно употребляемое их любезными, испытыва-
————————————
- ↑ Кевис, по-видимому, указывает здесь на известное место в Платоновом Меноне p. 31 sqq.
