утвердить ихъ счастіе. Если же разсужденія Сократа о дѣлахъ гражданскихъ въ Политикѣ Платона дѣйствительно такъ направлены, что всѣ относятся къ добродѣтели; то не могло быть, говоритъ Моргенштернъ, чтобы, при такомъ сопоставленіи ученія политическаго съ иѳическимъ, не представлялось повода къ ограниченію жизни какъ частной, такъ и общественной, одними и тѣми же законами. Этому мнѣнію нисколько не мѣшаетъ то, что все разсматриваемое сочиненіе надписано словомъ πολιτεία; ибо если и другіе діалоги Платона получили надписанія по именамъ собесѣдниковъ и иныхъ, часто даже неважныхъ предметовъ, то нѣтъ ничего удивительнаго, что и эти книги озаглавлены соотвѣтственно не тому, что въ нихъ τὀ προηγουμενως ζητούμενον, а тому, что въ сочиненіи стоитъ на второмъ планѣ, — особенно если озаглавить ихъ такимъ образомъ было удобно. А что объ этомъ самомъ государствѣ, которое устроено въ Политикѣ Платона, упоминается также въ діалогѣ о Законахъ и дается ему первое мѣсто; то отсюда еще не слѣдуетъ, что описаніе наилучшаго государства составляетъ главную часть Политики. Въ Тимеѣ же, говоритъ Моргенштернъ, излагается не полная, а краткая рецензія раскрытыхъ въ Политикѣ разсужденій, дающая поводъ догадываться, что цѣль этой рецензіи была частная, имѣвшая въ виду только гражданскія постановленія, а не всецѣлое содержаніе Политики. Эти замѣчанія Моргенштерна конечно остроумны; и неудивительно, что многіе критики, увлеченные ими, приняли образъ его мыслей, особенно когда видѣли, что мнѣнія стороны противной были тонко опровергнуты. Но мнѣ кажется, что Моргенштернъ въ нѣкоторыхъ своихъ замѣчаніяхъ невполнѣ удовлетворителенъ. Не удовлетворяетъ меня ни то, что говоритъ онъ о заглавіи разсматриваемаго сочиненія, ни то, что высказываетъ объ указанныхъ мѣстахъ въ Тимеѣ и въ пятой книгѣ Законовъ; а на то, для чего Платонъ въ своей Политикѣ разсуждаетъ о государствѣ такъ обширно и входитъ въ такія
утвердить их счастье. Если же рассуждения Сократа о делах гражданских в Политике Платона действительно так направлены, что все относятся к добродетели; то не могло быть, говорит Моргенштерн, чтобы, при таком сопоставлении учения политического с ифическим, не представлялось повода к ограничению жизни как частной, так и общественной, одними и теми же законами. Этому мнению нисколько не мешает то, что всё рассматриваемое сочинение надписано словом πολιτεία; ибо если и другие диалоги Платона получили надписания по именам собеседников и иных, часто даже неважных предметов, то нет ничего удивительного, что и эти книги озаглавлены соответственно не тому, что в них τὀ προηγουμενως ζητούμενον, а тому, что в сочинении стоит на втором плане, — особенно если озаглавить их таким образом было удобно. А что об этом самом государстве, которое устроено в Политике Платона, упоминается также в диалоге о Законах и дается ему первое место; то отсюда еще не следует, что описание наилучшего государства составляет главную часть Политики. В Тимее же, говорит Моргенштерн, излагается не полная, а краткая рецензия раскрытых в Политике рассуждений, дающая повод догадываться, что цель этой рецензии была частная, имевшая в виду только гражданские постановления, а не всецелое содержание Политики. Эти замечания Моргенштерна конечно остроумны; и неудивительно, что многие критики, увлеченные ими, приняли образ его мыслей, особенно когда видели, что мнения стороны противной были тонко опровергнуты. Но мне кажется, что Моргенштерн в некоторых своих замечаниях не вполне удовлетворителен. Не удовлетворяет меня ни то, что говорит он о заглавии рассматриваемого сочинения, ни то, что высказывает об указанных местах в Тимее и в пятой книге Законов; а на то, для чего Платон в своей Политике рассуждает о государстве так обширно и входит в такие
