сомнѣнія. — Такъ истинная ложь ненавистна нетолько богамъ, но и людямъ. — Кажется. — Что же теперь? ложь въ словахъ — когда и къ чему полезна, если не бываетъ достойною ненависти? Не пользуетъ ли она противъ непріятелей, и не служитъ ли какбы полезнымъ лекарствомъ для удержанія такъ называемыхъ друзей, когда они въ сумасшествіи D. или безуміи рѣшаются на что-нибудь худое? Не допускаемъ ли мы ее съ пользою и въ тѣхъ баснословіяхъ, о которыхъ недавно говорили, поколику, то-есть, не зная, что сказать истиннаго касательно древнихъ, мы истинѣ большею частію уподобляемъ ложь? — Это и дѣйствительно бываетъ, отвѣчалъ онъ. — Такъ для которой же изъ показанныхъ цѣлей Богу полезна ложь? Для того ли могъ бы онъ лгать, что, не зная древности, сталъ бы поддѣлываться подъ истину? — Это было бы смѣшно, сказалъ онъ. — Стало-быть, въ Богѣ нѣтъ лживаго поэта[1]. — Мнѣ кажется. — Но E. можетъ быть, онъ лжетъ, боясь непріятелей? — Далеко не то. — Такъ ради безумія и сумасшествія своихъ ближнихъ? — Да вѣдь между друзьями Бога, сказалъ онъ, нѣтъ безумныхъ и сумасшедшихъ. — Значитъ, нѣтъ и цѣли, для которой Богъ хотѣлъ бы лгать. — Да, нѣтъ. — Поэтому духовное (τὸ δαιμόνιον) и божественное вовсе чуждо лжи. — Совершенно,
- ↑ Ποιητὴς μὲν ἄρα ψευδὴς ἐν θεῷ οὐκ ἔνι. Нѣкоторымъ критикамъ Платона эти слова кажутся странными, даже нелѣпыми, а потому критики различнымъ образомъ измѣняютъ ихъ. Но я нетолько не вижу здѣсь ничего страннаго, а еще усматриваю ловко и остроумно выраженную связь этой мысли съ прежними положеніями. Сократъ прежде говорилъ, что Бога добраго нельзя почитать причиною золъ; поэтому о богахъ нельзя говорить ничего худаго или приписывать имъ зло. Все, что говорили о нихъ поэты несообразнаго съ доброю ихъ природою, была ложь мысли, или незнаніе божественной природы. Но Богу незнаніе себя несвойственно; слѣдовательно, онъ не можетъ говорить о себѣ ложь, — въ немъ нѣтъ лживаго поэта.
стоянно направленному къ истинѣ. Между тѣмъ, на дѣлѣ всякій человѣкъ болѣе или менѣе ложь. Какимъ же образомъ, не терпя лжи, онъ однакожъ лжетъ? — Ложь его есть не ложь, а заблужденіе или незнаніе. Когда говорится о лжи въ мысляхъ, тогда человѣкъ не знаетъ, что лжетъ, пока не вразумятъ его и не докажутъ, что мысли его ложны. Поэтому ложь въ словахъ, если она бываетъ направлена къ хорошей цѣли, иногда можетъ быть даже полезна; а ложь въ мысляхъ всегда пагубна.
сомнения. — Так истинная ложь ненавистна нетолько богам, но и людям. — Кажется. — Что же теперь? ложь в словах — когда и к чему полезна, если не бывает достойною ненависти? Не пользует ли она против неприятелей, и не служит ли как бы полезным лекарством для удержания так называемых друзей, когда они в сумасшествии D. или безумии решаются на что-нибудь худое? Не допускаем ли мы ее с пользою и в тех баснословиях, о которых недавно говорили, поколику, то есть, не зная, что сказать истинного касательно древних, мы истине большею частью уподобляем ложь? — Это и действительно бывает, отвечал он. — Так для которой же из показанных целей Богу полезна ложь? Для того ли мог бы он лгать, что, не зная древности, стал бы подделываться под истину? — Это было бы смешно, сказал он. — Стало быть, в Боге нет лживого поэта[1]. — Мне кажется. — Но E. может быть, он лжет, боясь неприятелей? — Далеко не то. — Так ради безумия и сумасшествия своих ближних? — Да ведь между друзьями Бога, сказал он, нет безумных и сумасшедших. — Значит, нет и цели, для которой Бог хотел бы лгать. — Да, нет. — Поэтому духовное (τὸ δαιμόνιον) и божественное вовсе чуждо лжи. — Совершенно,
————————————
- ↑ Ποιητὴς μὲν ἄρα ψευδὴς ἐν θεῷ οὐκ ἔνι. Некоторым критикам Платона эти слова кажутся странными, даже нелепыми, а потому критики различным образом изменяют их. Но я нетолько не вижу здесь ничего странного, а еще усматриваю ловко и остроумно выраженную связь этой мысли с прежними положениями. Сократ прежде говорил, что Бога доброго нельзя почитать причиною зол; поэтому о богах нельзя говорить ничего худого или приписывать им зло. Всё, что говорили о них поэты несообразного с доброю их природою, была ложь мысли, или незнание божественной природы. Но Богу незнание себя несвойственно; следовательно, он не может говорить о себе ложь, — в нём нет лживого поэта.
стоянно направленному к истине. Между тем, на деле всякий человек более или менее ложь. Каким же образом, не терпя лжи, он однакож лжет? — Ложь его есть не ложь, а заблуждение или незнание. Когда говорится о лжи в мыслях, тогда человек не знает, что лжет, пока не вразумят его и не докажут, что мысли его ложны. Поэтому ложь в словах, если она бывает направлена к хорошей цели, иногда может быть даже полезна; а ложь в мыслях всегда пагубна.
