сильно захочетъ лучше идти въ деревню работать на другаго человѣка бѣднаго, и терпѣть чтобы то ни было, чѣмъ водиться такими мнѣніями и такъ жить? — Такъ и я думаю, сказалъ E. онъ; лучше принять всякія мученія, чѣмъ жить по-тамощнему. — Замѣть и то, продолжалъ я, что еслибы такой сошелъ опять въ ту же сидѣльницу и сѣлъ, то, послѣ солнечнаго свѣта, глаза его не были ли бы вдругъ объяты мракомъ? — Ужъ конечно, сказалъ онъ. — Но указывая опять, если нужно, на прежнія тѣни и споря съ тѣми всегдашними узниками, пока 517. не отупѣлъ бы, установивъ снова свое зрѣніе, — для чего требуется некратковременная привычка, — не возбудилъ ли бы онъ въ нихъ смѣха, и не сказали ли бы они, что, побывавъ вверху, онъ возвратился съ поврежденными глазами, и что поэтому не слѣдуетъ даже пытаться восходить вверхъ? А кто взялся бы разрѣшить ихъ и возвесть, того они, лишь бы могли взять въ руки и убить, убили бы. — Непремѣнно, сказалъ онъ. — Такъ этотъ-то образъ, любезный Главконъ, продолжалъ я, надобно весь прибавить къ тому, что сказано прежде, видимую B. область зрѣнія уподобляя житью въ узилищѣ, а свѣтъ огня въ немъ — силѣ солнца. Если притомъ положишь, что восхожденіе вверхъ и созерцаніе горняго есть восторженіе души въ мѣсто мыслимое, то не обманешь моей надежды[1], о которой желаешь слышать. Богъ знаетъ, вѣрно ли это; но представляющееся мнѣ, представляется такъ: на предѣлахъ вѣденія идея блага едва созерцается; но будучи предметомъ созерцанія, даетъ право умозаключать, что она во всемъ есть C. причина всего праваго и прекраснаго, въ видимомъ родившая свѣтъ и его господина, а въ мыслимомъ сама госпожа, дающая истину и умъ, и что желающій быть мудрымъ въ дѣлахъ частныхъ и общественныхъ долженъ видѣть ее. — Тѣхъ же мыслей и я, сказалъ онъ, только бы мочь какъ-нибудь. — Ну такъ прими и ту мысль, примолвилъ я, и не удивляйся, что
- ↑ Не обманешь моей надежды, то-есть не отступишь отъ моего мнѣнія, въ истинность котораго я вѣрую, или на истинность котораго надѣюсь.
сильно захочет лучше идти в деревню работать на другого человека бедного, и терпеть чтобы то ни было, чем водиться такими мнениями и так жить? — Так и я думаю, сказал E. он; лучше принять всякие мучения, чем жить по-тамощнему. — Заметь и то, продолжал я, что если бы такой сошел опять в ту же сидельницу и сел, то, после солнечного света, глаза его не были ли бы вдруг объяты мраком? — Уж конечно, сказал он. — Но указывая опять, если нужно, на прежние тени и споря с теми всегдашними узниками, пока 517. не отупел бы, установив снова свое зрение, — для чего требуется некратковременная привычка, — не возбудил ли бы он в них смеха, и не сказали ли бы они, что, побывав вверху, он возвратился с поврежденными глазами, и что поэтому не следует даже пытаться восходить вверх? А кто взялся бы разрешить их и возвесть, того они, лишь бы могли взять в руки и убить, убили бы. — Непременно, сказал он. — Так этот-то образ, любезный Главкон, продолжал я, надобно весь прибавить к тому, что сказано прежде, видимую B. область зрения уподобляя житью в узилище, а свет огня в нём — силе солнца. Если притом положишь, что восхождение вверх и созерцание горнего есть восторжение души в место мыслимое, то не обманешь моей надежды[1], о которой желаешь слышать. Бог знает, верно ли это; но представляющееся мне, представляется так: на пределах ведения идея блага едва созерцается; но будучи предметом созерцания, дает право умозаключать, что она во всём есть C. причина всего правого и прекрасного, в видимом родившая свет и его господина, а в мыслимом сама госпожа, дающая истину и ум, и что желающий быть мудрым в делах частных и общественных должен видеть ее. — Тех же мыслей и я, сказал он, только бы мочь как-нибудь. — Ну так прими и ту мысль, примолвил я, и не удивляйся, что
————————————
- ↑ Не обманешь моей надежды, то есть не отступишь от моего мнения, в истинность которого я верую, или на истинность которого надеюсь.
