Страница:Сочинения Платона (Платон, Карпов). Том 3, 1863.pdf/449

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана
444
ПОЛИТИКА ИЛИ ГОСУДАРСТВО.

ствующее, бываетъ или непріятное, или пріятное. Поэтому ложно мнѣніе тѣхъ, кому удовольствіе представляется концомъ страданія, а страданіе — концомъ удовольствія; что, впрочемъ, видно и изъ того, что пріятнѣйшій запахъ ощущается безъ всякой предшествующей скорби, да не оставляетъ ея и послѣ себя. Итакъ, въ отсутствіи скорби нѣтъ никакого удовольствія, и тѣ удивительно какъ ошибаются, которые, будучи свободны отъ скорбей, думаютъ, будто чрезъ это самое они уже наслаждаются непрерывнымъ удовольствіемъ. Эта ошибка походитъ на то, какъ еслибы кто, съ самаго низкаго мѣста восходя на самое высокое, дошелъ до средины и, вообразивъ, что онъ дошелъ уже до конца, началъ снова идти книзу. Если же въ отсутствіи скорби еще не видно истиннаго удовольствія, и многія тѣлесныя удовольствія раждаются отъ какой-нибудь предшествующей скорби, какъ напримѣръ, непріятное чувство голода или жажды прогоняется пищею и питьемъ; то наслаждающіеся такими удовольствіями не ощущаютъ удовольствій истинныхъ и чистыхъ, а гоняются только за ихъ тѣнями. Отъ такого заблужденія свободенъ одинъ мудрецъ. Кромѣ того, надобно замѣтить еще слѣдующее. Между удовольствіями тѣла и души — то различіе, что первыми удаляются какія-нибудь непріятныя тѣлесныя ощущенія, а послѣдними удовлетворяется стремленіе къ истинѣ, проявляющееся въ душѣ каждаго лучшаго человѣка. Но всякій согласится, что вѣрное мнѣніе, знаніе, разумѣніе и добродѣтель содержатъ въ себѣ больше истины, чѣмъ пища, питье и другія чувствопостигаемыя вещи; потому что душа правильнѣе можетъ назваться истинно-сущимъ, чѣмъ тѣло, которое есть не иное что, какъ ея отраженіе. А насколько истиннѣе ощущаемое и ощущающее, настолько истиннѣе и самыя получаемыя при этомъ удовольствія. Итакъ, нѣтъ сомнѣнія, что жизнь философа, относительно къ счастію, должна быть поставляема далеко выше всякой другой. Люди, гоняющіеся за площадными удовольствіями, не могутъ даже и мыслію постигать этого счастія; потому что они ослѣплены страстями. И жизнь ихъ тѣмъ хуже и несчастнѣе, чѣмъ далѣе отступаетъ отъ порядка, закона и ума. Всего далѣе отступаетъ отъ этого жизнь тиранна; а всего ближе къ этому жизнь мужа царственнаго. Поэтому и сказать нельзя, какъ послѣдній стоитъ

Тот же текст в современной орфографии

ствующее, бывает или неприятное, или приятное. Поэтому ложно мнение тех, кому удовольствие представляется концом страдания, а страдание — концом удовольствия; что, впрочем, видно и из того, что приятнейший запах ощущается без всякой предшествующей скорби, да не оставляет её и после себя. Итак, в отсутствии скорби нет никакого удовольствия, и те удивительно как ошибаются, которые, будучи свободны от скорбей, думают, будто чрез это самое они уже наслаждаются непрерывным удовольствием. Эта ошибка походит на то, как если бы кто, с самого низкого места восходя на самое высокое, дошел до средины и, вообразив, что он дошел уже до конца, начал снова идти книзу. Если же в отсутствии скорби еще не видно истинного удовольствия, и многие телесные удовольствия рождаются от какой-нибудь предшествующей скорби, как например, неприятное чувство голода или жажды прогоняется пищею и питьем; то наслаждающиеся такими удовольствиями не ощущают удовольствий истинных и чистых, а гоняются только за их тенями. От такого заблуждения свободен один мудрец. Кроме того, надобно заметить еще следующее. Между удовольствиями тела и души — то различие, что первыми удаляются какие-нибудь неприятные телесные ощущения, а последними удовлетворяется стремление к истине, проявляющееся в душе каждого лучшего человека. Но всякий согласится, что верное мнение, знание, разумение и добродетель содержат в себе больше истины, чем пища, питье и другие чувствопостигаемые вещи; потому что душа правильнее может назваться истинно-сущим, чем тело, которое есть не иное что, как её отражение. А насколько истиннее ощущаемое и ощущающее, настолько истиннее и самые получаемые при этом удовольствия. Итак, нет сомнения, что жизнь философа, относительно к счастью, должна быть поставляема далеко выше всякой другой. Люди, гоняющиеся за площадными удовольствиями, не могут даже и мыслью постигать этого счастья, потому что они ослеплены страстями. И жизнь их тем хуже и несчастнее, чем далее отступает от порядка, закона и ума. Всего далее отступает от этого жизнь тирана; а всего ближе к этому жизнь мужа царственного. Поэтому и сказать нельзя, как последний стоит