стало-быть, ты называешь его подражателемъ третьяго рожденія послѣ природы? — Конечно, сказалъ онъ. — Слѣдовательно то же самое будетъ и творецъ трагедіи: это — подражатель, занимающій третью степень послѣ царя истины[1], какъ и всѣ другіе подражатели. — Должно быть. — Итакъ, вразсужденіи 598. подражателя мы согласились. Скажи же мнѣ о живописцѣ слѣдующее: кажется ли тебѣ, что для подражанія беретъ онъ отдѣльные предметы въ самой природѣ, или дѣла художниковъ? — Дѣла художниковъ, сказалъ онъ. — Тѣла, какія существуютъ, или какія являются? опредѣли-ка и это. — Что ты разумѣешь? спросилъ онъ. — Слѣдующее: скамья, — смотришь ли на нее сбоку, или прямо, или какъ иначе, — различается ли чѣмъ-нибудь сама отъ себя, или ничѣмъ не различается, а только является иною, равно какъ и все другое? — Такъ, сказалъ онъ, является; а различія нѣтъ. — Смотри же это самое: къ B. чему направляется живопись, изображая отдѣльную вещь? къ тому ли, чтобы подражать сущему, какъ вещь есть, или къ являющемуся, какъ она является? представленію, или истинѣ подражаетъ живопись? — Представленію, сказалъ онъ. — Стало-быть, искуство подражанія далеко отъ истины; и оно, какъ видно, все дѣлаетъ для того, чтобы въ отдѣльномъ предметѣ схватить что-нибудь малое и этотъ образъ. Напримѣръ, живописецъ, говоримъ, изображаетъ намъ сапожника, плотника и другихъ художниковъ, не будучи нисколько знакомъ съ этими C. мастерствами: однакожъ, если живопись его хороша, нарисовавъ плотника и показывая его издали дѣтямъ и глупымъ людямъ, онъ обманываетъ ихъ кажимостію, будто это въ самомъ дѣлѣ плотникъ. — Чего не бываетъ? — Такъ же, думаю, другъ мой, надобно мыслить и о всемъ подобномъ, когда кто-нибудь разсказываетъ намъ, что онъ встрѣтился съ человѣкомъ, знающимъ всѣ художества и все другое, что знаетъ каждый D. поодиночкѣ, — знающимъ, что бы то ни было, не съ меньшею
- ↑ Третью степень послѣ царя истины, по-гречески: τρίτος τις ἀπὸ βασιλέως καὶ τῆς ἀληθείας. Въ этомъ выраженіи союзъ καὶ мнѣ кажется совершенно неумѣстнымъ, хотя ни одинъ кодексъ не опускаетъ его.
стало быть, ты называешь его подражателем третьего рождения после природы? — Конечно, сказал он. — Следовательно то же самое будет и творец трагедии: это — подражатель, занимающий третью степень после царя истины[1], как и все другие подражатели. — Должно быть. — Итак, вразсуждении 598. подражателя мы согласились. Скажи же мне о живописце следующее: кажется ли тебе, что для подражания берет он отдельные предметы в самой природе, или дела художников? — Дела художников, сказал он. — Тела, какие существуют, или какие являются? определи-ка и это. — Что ты разумеешь? спросил он. — Следующее: скамья, — смотришь ли на нее сбоку, или прямо, или как иначе, — различается ли чем-нибудь сама от себя, или ничем не различается, а только является иною, равно как и всё другое? — Так, сказал он, является; а различия нет. — Смотри же это самое: к B. чему направляется живопись, изображая отдельную вещь? к тому ли, чтобы подражать сущему, как вещь есть, или к являющемуся, как она является? представлению, или истине подражает живопись? — Представлению, сказал он. — Стало быть, искусство подражания далеко от истины; и оно, как видно, всё делает для того, чтобы в отдельном предмете схватить что-нибудь малое и этот образ. Например, живописец, говорим, изображает нам сапожника, плотника и других художников, не будучи нисколько знаком с этими C. мастерствами: однакож, если живопись его хороша, нарисовав плотника и показывая его издали детям и глупым людям, он обманывает их кажимостию, будто это в самом деле плотник. — Чего не бывает? — Так же, думаю, друг мой, надобно мыслить и о всём подобном, когда кто-нибудь рассказывает нам, что он встретился с человеком, знающим все художества и всё другое, что знает каждый D. поодиночке, — знающим, что бы то ни было, не с меньшею
————————————
- ↑ Третью степень после царя истины, по-гречески: τρίτος τις ἀπὸ βασιλέως καὶ τῆς ἀληθείας. В этом выражении союз καὶ мне кажется совершенно неуместным, хотя ни один кодекс не опускает его.
