вѣстно тебѣ, какими кажутся. Вѣроятно, всматривался. — Конечно, сказалъ онъ. — Не похожи ли они, примолвилъ я, на лица, цвѣтущія молодостью, но некрасивыя[1], какими приходится видѣть ихъ, когда цвѣтъ опадаетъ? — Безъ сомнѣнія, сказалъ онъ. — Соображай-ка теперь слѣдующее: составляющій образъ по подражанію, говоримъ, нисколько не знаетъ сущаго, C. а знаетъ только являемое. Не такъ ли? — Да. — Не оставимъ же сказаннаго на половинѣ, но всмотримся въ дѣло достаточно. — Говори, сказалъ онъ. — Скажемъ ли, что живописецъ нарисуетъ узду и удила? — Да. — А сдѣлаетъ-то эти вещи шорникъ и кузнецъ? — Конечно. — Такъ знаетъ ли живописецъ, каковы должны быть узда и удила? или не знаютъ и сдѣлавшіе ихъ — кузнецъ и шорникъ, а только умѣющій пользоваться ими — одинъ всадникъ? — Весьма справедливо. — Не такъ же ли, скажемъ, бываетъ и все? — Какъ? — Относительно каждой D. вещи не берутся ли въ расчетъ три искуства: пользовательное, дѣлательное и подражательное? — Да. — Поэтому сила, красота и правильность каждой утвари, каждаго животнаго и каждаго дѣйствія не для иного чего бываетъ, какъ для употребленія. Не для этой ли цѣли дѣлается, или раждается все? — Такъ. — Стало-быть, пользующемуся каждою вещію крайне необходимо быть самымъ опытнымъ и доносить дѣлателю, что̀ дѣлаетъ онъ хорошо или худо относительно къ употребленію того, чѣмъ пользуется. Напримѣръ, флейтистъ доноситъ E. дѣлателю флейтъ о флейтахъ, что̀ способствуетъ игрѣ на флейтѣ, и показываетъ, какими надобно дѣлать ихъ. — Какъ же не показывать? — И одинъ — знающій — будетъ доносить о хорошихъ и худыхъ флейтахъ, а другой — вѣрящій — станетъ дѣлать ихъ? — Да. — Стало-быть, относительно одной и той же утвари, дѣлатель, обращающійся съ знатокомъ и принужден-
- ↑ Лица, цвѣтущія молодостью, но некрасивыя, τοῖς τῶν ὡραίων προσώποις, καλῶν δὲ μή. ᾩραῖοι — тѣ, которые цвѣтутъ, сильны, полны, дородны, — по русской пословицѣ, — кровь съ молокомъ. Καλοὶ — тѣ, которыхъ лицо отличается чертами правильными, нѣжными, тонкими и пріятными. Эти двѣ красоты, какъ извѣстно, иногда бываютъ одна безъ другой.
вестно тебе, какими кажутся. Вероятно, всматривался. — Конечно, сказал он. — Не похожи ли они, примолвил я, на лица, цветущие молодостью, но некрасивые[1], какими приходится видеть их, когда цвет опадает? — Без сомнения, сказал он. — Соображай-ка теперь следующее: составляющий образ по подражанию, говорим, нисколько не знает сущего, C. а знает только являемое. Не так ли? — Да. — Не оставим же сказанного на половине, но всмотримся в дело достаточно. — Говори, сказал он. — Скажем ли, что живописец нарисует узду и удила? — Да. — А сделает-то эти вещи шорник и кузнец? — Конечно. — Так знает ли живописец, каковы должны быть узда и удила? или не знают и сделавшие их — кузнец и шорник, а только умеющий пользоваться ими — один всадник? — Весьма справедливо. — Не так же ли, скажем, бывает и всё? — Как? — Относительно каждой D. вещи не берутся ли в расчет три искусства: пользовательное, делательное и подражательное? — Да. — Поэтому сила, красота и правильность каждой утвари, каждого животного и каждого действия не для иного чего бывает, как для употребления. Не для этой ли цели делается, или рождается всё? — Так. — Стало быть, пользующемуся каждою вещию крайне необходимо быть самым опытным и доносить делателю, что̀ делает он хорошо или худо относительно к употреблению того, чем пользуется. Например, флейтист доносит E. делателю флейт о флейтах, что̀ способствует игре на флейте, и показывает, какими надобно делать их. — Как же не показывать? — И один — знающий — будет доносить о хороших и худых флейтах, а другой — верящий — станет делать их? — Да. — Стало быть, относительно одной и той же утвари, делатель, обращающийся со знатоком и принужден-
————————————
- ↑ Лица, цветущие молодостью, но некрасивые, τοῖς τῶν ὡραίων προσώποις, καλῶν δὲ μή. ᾩραῖοι — те, которые цветут, сильны, полны, дородны, — по русской пословице, — кровь с молоком. Καλοὶ — те, которых лицо отличается чертами правильными, нежными, тонкими и приятными. Эти две красоты, как известно, иногда бывают одна без другой.
