ный слушать его, будетъ имѣть правую вѣру, что именно въ этомъ состоитъ хорошее и худое свойство вещи, а 602. пользующійся будетъ имѣть знаніе. — Конечно. — Подражатель же изъ употребленія почерпнетъ знаніе ли о томъ, что̀ пишетъ, — прекрасно, то-есть, это и правильно, или нѣтъ, — или правильное мнѣніе, получаемое чрезъ необходимое обращеніе съ тѣмъ, кто знаетъ, и чрезъ выслушиваніе его приказаній, какъ надобно писать? — Ни того ни другаго. — Слѣдовательно, подражатель, относительно хорошаго и худаго свойства вещи, не будетъ ни знать, ни правильно думать о томъ, чему подражаетъ. — Походитъ, что нѣтъ. — Любезенъ же въ своемъ дѣлѣ подражатель — по мудрости относительно къ тому, что онъ дѣлаетъ — Не очень. — Вѣдь онъ будетъ подражать-то, конечно, B. имѣя въ виду не знаніе каждой вещи, почему она дурна, или полезна; его подражаніе направится, какъ видно, къ тому, что кажется прекраснымъ невѣжественной толпѣ. — Къ чему же другому? — Итакъ, въ этомъ, какъ теперь открывается, мы согласились достаточно, что, то-есть, во-первыхъ, подражатель не знаетъ ничего, какъ должно, чему подражаетъ, и подражаніе есть какая-то забава, а не серьёзное упражненіе; во-вторыхъ, всѣ, занимающіеся трагическою поэзіею и пишущіе ямбами и героическими стихами, суть, сколько можно болѣе, подражатели. — Конечно. —
Ради Зевса, сказалъ я, это-то подражаніе — не на третьемъ C. ли мѣстѣ отъ истины? Не такъ ли? — Да. — Къ чему же такому, заключающемуся въ человѣкѣ, имѣетъ оно силу, какую имѣетъ[1]? — О чемъ это говоришь ты? — О слѣдующемъ: одна
- ↑ Показавъ, что Омиръ и трагики не могли научить людей, ибо не знали того, что воспѣвали, и занимались только подражаніемъ, удовлетворяя вкусу толпы, философъ теперь намѣревается доказать, что подражаніе даже гибельно для нравственности. Поэты, говоритъ онъ, обыкновенно подражаютъ волненіямъ души и чрезъ то ослабляютъ силу и достоинство ума, даже часто портятъ тѣхъ, которые прежде владѣли собою и имѣли характеръ серьезный. Кто читаетъ, напримѣръ, у Омира, или у трагиковъ, какъ герои ихъ заливаются слезами; тотъ нерѣдко и самъ возмущается духомъ, и за такую силу стиховъ превозноситъ поэта похвалами. Между тѣмъ, чрезъ это душа нечувствительно теряетъ энергію, твердость и мужество. Такое же вредное вліяніе на людей производятъ
ный слушать его, будет иметь правую веру, что именно в этом состоит хорошее и худое свойство вещи, а 602. пользующийся будет иметь знание. — Конечно. — Подражатель же из употребления почерпнет знание ли о том, что̀ пишет, — прекрасно, то есть, это и правильно, или нет, — или правильное мнение, получаемое чрез необходимое обращение с тем, кто знает, и чрез выслушивание его приказаний, как надобно писать? — Ни того ни другого. — Следовательно, подражатель, относительно хорошего и худого свойства вещи, не будет ни знать, ни правильно думать о том, чему подражает. — Походит, что нет. — Любезен же в своем деле подражатель — по мудрости относительно к тому, что он делает — Не очень. — Ведь он будет подражать-то, конечно, B. имея в виду не знание каждой вещи, почему она дурна, или полезна; его подражание направится, как видно, к тому, что кажется прекрасным невежественной толпе. — К чему же другому? — Итак, в этом, как теперь открывается, мы согласились достаточно, что, то есть, во-первых, подражатель не знает ничего, как должно, чему подражает, и подражание есть какая-то забава, а не серьёзное упражнение; во-вторых, все, занимающиеся трагическою поэзиею и пишущие ямбами и героическими стихами, суть, сколько можно более, подражатели. — Конечно. —
Ради Зевса, сказал я, это-то подражание — не на третьем C. ли месте от истины? Не так ли? — Да. — К чему же такому, заключающемуся в человеке, имеет оно силу, какую имеет[1]? — О чём это говоришь ты? — О следующем: одна
————————————
- ↑ Показав, что Омир и трагики не могли научить людей, ибо не знали того, что воспевали, и занимались только подражанием, удовлетворяя вкусу толпы, философ теперь намеревается доказать, что подражание даже гибельно для нравственности. Поэты, говорит он, обыкновенно подражают волнениям души и чрез то ослабляют силу и достоинство ума, даже часто портят тех, которые прежде владели собою и имели характер серьезный. Кто читает, например, у Омира, или у трагиков, как герои их заливаются слезами; тот нередко и сам возмущается духом, и за такую силу стихов превозносит поэта похвалами. Между тем, чрез это душа нечувствительно теряет энергию, твердость и мужество. Такое же вредное влияние на людей производят
