жить — не назовемъ ли дѣломъ души? — Даже всего болѣе, отвѣчалъ онъ. — Стало быть, не припишемъ ли душѣ и какой-либо E. добродѣтели? — Припишемъ. — Такъ душа, Тразимахъ, можетъ ли когда-нибудь хорошо совершать свои дѣла, не имѣя свойственной себѣ добродѣтели? Или это невозможно? — Невозможно. — Слѣдовательно душа худая, по необходимости, и начальствуетъ и старается худо, а добрая все это дѣлаетъ хорошо. — Необходимо. — Но мы согласились, что добродѣтель души есть справедливость, а зло — несправедливость? — Да, согласились. — Стало быть, душа справедливая, или человѣкъ справедливый будетъ житъ хорошо, а несправедливый — 354. худо. — Изъ твоихъ основаній слѣдуетъ, сказалъ онъ. — Но кто живетъ хорошо, тотъ-то и счастливъ и блажененъ; а кто — нѣтъ, тотъ напротивъ. — Какъ же иначе? — Итакъ справедливый счастливъ, а несправедливый бѣдствуетъ. — Пускай, сказалъ онъ. — Но бѣдствовать-то неполезно; полезно быть счастливымъ. — Какъ же иначе? — Стало быть, почтеннѣйшій Тразимахъ, несправедливость никогда не бываетъ полезнѣе справедливости. — Угощайся себѣ этимъ на Вендидіяхъ, Сократъ, сказалъ онъ. — Лишь бы твое было угощеніе, Тразимахъ, примолвилъ я, — тѣмъ охотнѣе, что ты сдѣлался кротокъ B. и пересталъ сердиться. Впрочемъ я недовольно насытился, — и вина моя, а не твоя. Какъ обжоры съ жадностію хватаются за всѣ блюда, непрестанно приносимыя къ столу, прежде нежели порядочно покушаютъ изъ перваго: такъ, кажется, и я, не нашедши еще разсматриваемаго нами предмета, что такое справедливость, оставилъ его и поспѣшилъ изслѣдовать, зло ли она и невѣжество или мудрость и добродѣтель; а послѣ, по поводу рѣчи о томъ, что несправедливость полезнѣе справедливости, не удержался, чтобы C. отъ того предмета не перейти къ этому. Такимъ образомъ изъ нашего разговора я теперь ничего не узналъ; ибо, не зная, что такое справедливость, едва ли узнаю, добродѣтель ли она, и счастливъ ли тотъ, кто имѣетъ ее, или несчастливъ.
жить — не назовем ли делом души? — Даже всего более, отвечал он. — Стало быть, не припишем ли душе и какой-либо E. добродетели? — Припишем. — Так душа, Тразимах, может ли когда-нибудь хорошо совершать свои дела, не имея свойственной себе добродетели? Или это невозможно? — Невозможно. — Следовательно душа худая, по необходимости, и начальствует и старается худо, а добрая всё это делает хорошо. — Необходимо. — Но мы согласились, что добродетель души есть справедливость, а зло — несправедливость? — Да, согласились. — Стало быть, душа справедливая, или человек справедливый будет жит хорошо, а несправедливый — 354. худо. — Из твоих оснований следует, сказал он. — Но кто живет хорошо, тот-то и счастлив и блаженен; а кто — нет, тот напротив. — Как же иначе? — Итак справедливый счастлив, а несправедливый бедствует. — Пускай, сказал он. — Но бедствовать-то неполезно; полезно быть счастливым. — Как же иначе? — Стало быть, почтеннейший Тразимах, несправедливость никогда не бывает полезнее справедливости. — Угощайся себе этим на Вендидиях, Сократ, сказал он. — Лишь бы твое было угощение, Тразимах, примолвил я, — тем охотнее, что ты сделался кроток B. и перестал сердиться. Впрочем я недовольно насытился, — и вина моя, а не твоя. Как обжоры с жадностью хватаются за все блюда, непрестанно приносимые к столу, прежде нежели порядочно покушают из первого: так, кажется, и я, не нашедши еще рассматриваемого нами предмета, что такое справедливость, оставил его и поспешил исследовать, зло ли она и невежество или мудрость и добродетель; а после, по поводу речи о том, что несправедливость полезнее справедливости, не удержался, чтобы C. от того предмета не перейти к этому. Таким образом из нашего разговора я теперь ничего не узнал; ибо, не зная, что такое справедливость, едва ли узнаю, добродетель ли она, и счастлив ли тот, кто имеет ее, или несчастлив.
