нравственно-практическихъ понятій о любви. Но истина, переливаясь изъ одной души въ другую, необходимо оттѣняется частными, подлежательными ея свойствами и выходитъ болѣе или менѣе окрашенною. Такъ отцвѣтилась и истина Сократова, когда перелилась чрезъ живое чувство Аполлодора. Разсказывая своимъ друзьямъ о бесѣдѣ гостей на Агатоновомъ праздникѣ, какъ передана была она Аристодемомъ, Аполлодоръ конечно сохраняетъ историческую вѣрность формальной стороны произнесенныхъ тогда рѣчей и выдерживаетъ самое содержаніе ихъ; но, силою своего чувства внѣдряясь глубже въ значеніе любви, незамѣтно возвышается до внутренней, или собственно идеальной чистоты ея. Преданный Сократу, какъ и Аристодемъ, онъ въ то же время нетолько презираетъ другихъ, нисколько не заинтересованныхъ его философіею, но жалуется и на самого себя, зачѣмъ заронившееся въ его душѣ сѣмя сократической мысли не находитъ въ этой почвѣ столько пищи, чтобы развиться и раскинуться въ огромное сѣннолиственное дерево. Поэтому въ Аполлодорѣ мы видимъ типъ философа, стремящагося по ступенямъ опытно-нравственныхъ понятій о любви возвыситься къ ея идеѣ, съ площади отъ Сократа перейти въ академію Платонову. Но такой переходъ могъ быть сдѣланъ только съ нѣкоторою послѣдовательностію, — и Платонъ, какъ увидимъ, выдержалъ ее со всею строгостію.
Повѣствователь переноситъ вниманіе своихъ слушателей далеко назадъ — къ тому времени, когда драмматическій поэтъ Агатонъ, по торжественному приговору судей искуства, получилъ въ аѳинскомъ театрѣ награду перваго трагика, и давалъ вечеръ своимъ друзьямъ, сочувствовавшимъ блистательной его побѣдѣ. Въ домѣ Агатона собралось общество людей веселыхъ и молодыхъ, которые однако успѣли уже болѣе или менѣе заявить Аѳинянамъ свою любовь къ наукѣ, а иные даже заинтересовали ихъ литературною своею дѣятельностію. Цѣлію собранія было попировать, по обычаю тогдашней разгульной молодежи, любившей вакхи-
нравственно-практических понятий о любви. Но истина, переливаясь из одной души в другую, необходимо оттеняется частными, подлежательными её свойствами и выходит более или менее окрашенною. Так отцветилась и истина Сократова, когда перелилась чрез живое чувство Аполлодора. Рассказывая своим друзьям о беседе гостей на Агатоновом празднике, как передана была она Аристодемом, Аполлодор конечно сохраняет историческую верность формальной стороны произнесенных тогда речей и выдерживает самое содержание их; но, силою своего чувства внедряясь глубже в значение любви, незаметно возвышается до внутренней, или собственно идеальной чистоты её. Преданный Сократу, как и Аристодем, он в то же время нетолько презирает других, нисколько не заинтересованных его философиею, но жалуется и на самого себя, зачем заронившееся в его душе семя сократической мысли не находит в этой почве столько пищи, чтобы развиться и раскинуться в огромное сеннолиственное дерево. Поэтому в Аполлодоре мы видим тип философа, стремящегося по ступеням опытно-нравственных понятий о любви возвыситься к её идее, с площади от Сократа перейти в академию Платонову. Но такой переход мог быть сделан только с некоторою последовательностью, — и Платон, как увидим, выдержал ее со всею строгостию.
Повествователь переносит внимание своих слушателей далеко назад — к тому времени, когда драмматический поэт Агатон, по торжественному приговору судей искусства, получил в афинском театре награду первого трагика, и давал вечер своим друзьям, сочувствовавшим блистательной его победе. В доме Агатона собралось общество людей веселых и молодых, которые однако успели уже более или менее заявить Афинянам свою любовь к науке, а иные даже заинтересовали их литературною своею деятельностью. Целью собрания было попировать, по обычаю тогдашней разгульной молодежи, любившей вакхи-
