ческія оргіи. Гости уже за столомъ; прислуга въ хлопотахъ, а въ отдаленномъ углу залы — флейщица, готовая увеселять пирующихъ своею игрою и мимическими тѣлодвиженіями. Вдругъ Павзаній, а за нимъ Аристофанъ, Эриксимахъ, Федръ и даже самъ Агатонъ, въ которыхъ не изгладились еще слѣды и вчерашней попойки, приходятъ къ мысли о томъ, какимъ бы образомъ соединить имъ свое пированье съ бо̀льшимъ удовольствіемъ, и полагаютъ, что всего бы лучше было, оставивъ на волю каждаго пить, сколько кто хочетъ, безъ принужденія, вмѣнить всякому въ обязанность сказать рѣчь въ похвалу Эроса. Это предложеніе тотчасъ всѣми одобрено, и предполагавшійся шумный пиръ превращается въ литературный вечеръ, въ философскую бесѣду, въ рядъ смѣлыхъ и разнохарактерныхъ импровизацій на одну и ту же опредѣленную тему. Такое необычайное превращеніе пира произведено Платономъ съ удивительною ловкостію и отчетливостію во всѣхъ подробностяхъ. Здѣсь не сказано и не сдѣлано ничего случайно, или безъ мысли, но все напередъ расчитано и твердо держится въ цѣломъ. Такъ какъ собесѣдники отъ удовольствій внѣшнихъ, грубыхъ и матеріальныхъ рѣшились перейти къ удовольствію внутреннему, болѣе благородному и высокому, и желали наслаждаться гармоніею умныхъ рѣчей; то флейщица была выслана, и предметомъ общаго вниманія, всѣхъ разсужденій и похвалъ является Эросъ. — Это божество тоже вдохновляетъ, какъ и Діонисъ, только послѣдній извнѣ дѣйствуетъ на-внутрь, а первый — извнутрь на-внѣ; этотъ пользуется средствами органическими, и производитъ страстное раздраженіе чувства, а тотъ непосредственно овладѣваетъ чувствомъ, и выражаетъ его въ прекрасномъ словѣ. Такимъ образомъ гости Агатона, собравшіеся дѣлать возліянія Діонису, съ жаждою того же воодушевленія, ближе всего могли прейти къ жертвеннику Эроса. При этомъ весьма замѣчательною особенностію представляется и то, что первый, предложившій собесѣдникамъ говорить рѣчи въ похвалу бога любви, былъ Федръ; а послѣднимъ орато-
ческие оргии. Гости уже за столом; прислуга в хлопотах, а в отдаленном углу залы — флейщица, готовая увеселять пирующих своею игрою и мимическими телодвижениями. Вдруг Павзаний, а за ним Аристофан, Эриксимах, Федр и даже сам Агатон, в которых не изгладились еще следы и вчерашней попойки, приходят к мысли о том, каким бы образом соединить им свое пированье с бо̀льшим удовольствием, и полагают, что всего бы лучше было, оставив на волю каждого пить, сколько кто хочет, без принуждения, вменить всякому в обязанность сказать речь в похвалу Эроса. Это предложение тотчас всеми одобрено, и предполагавшийся шумный пир превращается в литературный вечер, в философскую беседу, в ряд смелых и разнохарактерных импровизаций на одну и ту же определенную тему. Такое необычайное превращение пира произведено Платоном с удивительною ловкостию и отчетливостию во всех подробностях. Здесь не сказано и не сделано ничего случайно, или без мысли, но всё наперед рассчитано и твердо держится в целом. Так как собеседники от удовольствий внешних, грубых и материальных решились перейти к удовольствию внутреннему, более благородному и высокому, и желали наслаждаться гармониею умных речей; то флейщица была выслана, и предметом общего внимания, всех рассуждений и похвал является Эрос. — Это божество тоже вдохновляет, как и Дионис, только последний извне действует вовнутрь, а первый — изнутри вовне; этот пользуется средствами органическими, и производит страстное раздражение чувства, а тот непосредственно овладевает чувством, и выражает его в прекрасном слове. Таким образом гости Агатона, собравшиеся делать возлияния Дионису, с жаждою того же воодушевления, ближе всего могли прейти к жертвеннику Эроса. При этом весьма замечательною особенностью представляется и то, что первый, предложивший собеседникам говорить речи в похвалу бога любви, был Федр; а последним орато-
