ли бы, что — для наслажденія. Не знаемъ, согласилась ли бы съ этимъ Діотима; намъ кажется, что философствуя въ духѣ Платона, она скорѣе вознегодовала бы на нихъ и сказала: зачѣмъ же, добрые люди, хочется вамъ убить Эроса? Вѣдь вы допускаете, что Эросъ, по природѣ, есть стремленіе къ прекрасному: но овладѣвъ прекраснымъ, онъ уже не стремился бы къ нему; слѣдовательно пересталъ бы быть Эросомъ, и прекрасное было бы уже не прекрасно, и не осталось бы мѣста наслажденію. Итакъ, наслажденіе — не въ цѣли стремленія къ прекрасному, а въ самомъ стремленіи къ нему; цѣль же еще не отыскана. Но вспомнимъ, что прекрасное есть доброе, и спросимъ себя: для чего мы любимъ добро? Не ясно ли для каждаго, что эта любовь направляется къ доброму для того, чтобы достигнуть счастія? Слѣдовательно, цѣль любви къ прекрасному есть счастіе. Правда, многіе ищутъ счастія, любя, повидимому, не прекрасное, а напримѣръ деньги, гимнастику, философію: но всѣ эти виды стяжанія называются добромъ, и ко всѣмъ этимъ видамъ добра Эросъ прикасается своею любовію, только, любя всякое добро, коварно скрываетъ онъ свое имя и, увлекая людей къ счастію, заставляетъ ихъ думать, будто они, томясь безконечною жаждою счастія, терпятъ это мученіе не отъ любви къ прекрасному, — не отъ Эроса. Такъ въ рѣчи Сократа опредѣляется цѣль, съ которою Эросъ преслѣдуетъ прекрасное. Затѣмъ Діотима показываетъ способъ, которымъ оно преслѣдуется и дѣлаетъ людей счастливыми. Способъ этотъ совершенно соотвѣтствуетъ миѳическому происхожденію Эроса чрезъ рожденіе его отъ Пеніи и Пора: стремясь къ прекрасному, онъ располагаетъ каждаго человѣка раждать душевно и тѣлесно прекрасное въ прекрасномъ, и чрезъ такое рожденіе достигать счастія. Прекраснымъ самимъ въ себѣ, какъ выше сказано, овладѣть нельзя; но можно въ животномъ смертномъ полагать сѣмя рожденія прекраснаго безсмертнаго, и такимъ образомъ прекрасное, неуловимое въ вѣчности, преслѣдовать вѣчнымъ про-
ли бы, что — для наслаждения. Не знаем, согласилась ли бы с этим Диотима; нам кажется, что философствуя в духе Платона, она скорее вознегодовала бы на них и сказала: зачем же, добрые люди, хочется вам убить Эроса? Ведь вы допускаете, что Эрос, по природе, есть стремление к прекрасному: но овладев прекрасным, он уже не стремился бы к нему; следовательно перестал бы быть Эросом, и прекрасное было бы уже не прекрасно, и не осталось бы места наслаждению. Итак, наслаждение — не в цели стремления к прекрасному, а в самом стремлении к нему; цель же еще не отыскана. Но вспомним, что прекрасное есть доброе, и спросим себя: для чего мы любим добро? Не ясно ли для каждого, что эта любовь направляется к доброму для того, чтобы достигнуть счастья? Следовательно, цель любви к прекрасному есть счастье. Правда, многие ищут счастья, любя, по-видимому, не прекрасное, а например деньги, гимнастику, философию: но все эти виды стяжания называются добром, и ко всем этим видам добра Эрос прикасается своею любовью, только, любя всякое добро, коварно скрывает он свое имя и, увлекая людей к счастью, заставляет их думать, будто они, томясь бесконечною жаждою счастья, терпят это мучение не от любви к прекрасному, — не от Эроса. Так в речи Сократа определяется цель, с которою Эрос преследует прекрасное. Затем Диотима показывает способ, которым оно преследуется и делает людей счастливыми. Способ этот совершенно соответствует мифическому происхождению Эроса чрез рождение его от Пении и Пора: стремясь к прекрасному, он располагает каждого человека рождать душевно и телесно прекрасное в прекрасном, и чрез такое рождение достигать счастья. Прекрасным самим в себе, как выше сказано, овладеть нельзя; но можно в животном смертном полагать семя рождения прекрасного бессмертного, и таким образом прекрасное, неуловимое в вечности, преследовать вечным про-
