212 D). Неудовлетворенная жажда знанія здѣсь уступила мѣсто болѣе спокойному и удовлетворительному способу познанія истины. Можетъ еще казаться, что требованіе взаимности въ дружбѣ, или взаимное возбужденіе къ философствованію несовмѣстимо съ односторонне-вопросительною методою, которую Платонъ заставляетъ Сократа постоянно выдерживать: но тутъ все клонится къ тому, чтобы обоимъ, еще незнакомымъ съ наукою юношамъ сообщить первое побужденіе къ самомышленію. Весь этотъ разговоръ имѣетъ характеръ только пропедевтическій: онъ въ ту же минуту прервался бы, какъ скоро Сократъ захотѣлъ бы продолжить его съ кѣмъ-нибудь изъ людей зрѣлаго возраста.
Не смотря на опредѣленность содержанія, которое разсматривается въ «Лизисѣ», и методическую отчетливость, съ какою развивается содержаніе этого разговора, критики неодинаково понимаютъ цѣль его. По нашему мнѣнію, менѣе всѣхъ справедливъ въ этомъ отношеніи Штальбомъ, при указаніи его цѣли, имѣющій въ виду одну методу и полагающій, что Платонъ написалъ разсматриваемый діалогъ съ намѣреніемъ посмѣяться надъ софистическимъ направленіемъ воспитанія, какое въ новой палестрѣ даваемо было молодымъ людямъ подъ руководствомъ софиста Микка. Это мнѣніе не можетъ держаться и потому уже, что Миккъ въ самомъ началѣ бесѣды почитается Σωκράτους ἑταῖρος καὶ ἐπαινέτης, и что самъ Сократъ, безъ всякой ироніи, называетъ его οὐ φαῦλον ἄνδρα, αλλ᾽ ἰκανὸν σοφιστήν. Кромѣ того, мы замѣтили, что во всемъ ходѣ «Лизиса» господствуетъ болѣе спокойное и серьезное изслѣдованіе предмета, чѣмъ какое открывается въ другихъ, собственно обличительныхъ разговорахъ Платона; такъ что здѣсь почти нисколько не проглядываетъ сократическая иронія. Гораздо удовлетворительнѣе опредѣляется цѣль «Лизиса» у Шлейермахера: онъ говоритъ, что задачею этого сочиненія Платонъ имѣлъ — представить любовь, какъ побужденіе къ философствованію, хотя она является теперь еще совершенно закрытою объективнымъ отношеніемъ дружбы. Боко-
212 D). Неудовлетворенная жажда знания здесь уступила место более спокойному и удовлетворительному способу познания истины. Может еще казаться, что требование взаимности в дружбе, или взаимное возбуждение к философствованию несовместимо с односторонне-вопросительною методою, которую Платон заставляет Сократа постоянно выдерживать: но тут всё клонится к тому, чтобы обоим, еще незнакомым с наукою юношам сообщить первое побуждение к самомышлению. Весь этот разговор имеет характер только пропедевтический: он в ту же минуту прервался бы, как скоро Сократ захотел бы продолжить его с кем-нибудь из людей зрелого возраста.
Не смотря на определенность содержания, которое рассматривается в «Лизисе», и методическую отчетливость, с какою развивается содержание этого разговора, критики неодинаково понимают цель его. По нашему мнению, менее всех справедлив в этом отношении Штальбом, при указании его цели, имеющий в виду одну методу и полагающий, что Платон написал рассматриваемый диалог с намерением посмеяться над софистическим направлением воспитания, какое в новой палестре даваемо было молодым людям под руководством софиста Микка. Это мнение не может держаться и потому уже, что Микк в самом начале беседы почитается Σωκράτους ἑταῖρος καὶ ἐπαινέτης, и что сам Сократ, без всякой иронии, называет его οὐ φαῦλον ἄνδρα, αλλ᾽ ἰκανὸν σοφιστήν. Кроме того, мы заметили, что во всём ходе «Лизиса» господствует более спокойное и серьезное исследование предмета, чем какое открывается в других, собственно обличительных разговорах Платона; так что здесь почти нисколько не проглядывает сократическая ирония. Гораздо удовлетворительнее определяется цель «Лизиса» у Шлейермахера: он говорит, что задачею этого сочинения Платон имел — представить любовь, как побуждение к философствованию, хотя она является теперь еще совершенно закрытою объективным отношением дружбы. Боко-
