былъ мудрецомъ, дитя, то всѣ были бы твоими друзьями, всѣ — твоими домашними; ибо тогда ты былъ бы полезенъ и добръ: D. а когда нѣтъ, — не будетъ тебѣ другомъ ни иной кто-либо, ни отецъ, ни мать, ни домашніе. Итакъ, можно ли, Лизисъ, высокоумничать въ томъ, чего еще не разумѣешь? — Да какъ же можно? сказалъ онъ. — Но если ты имѣешь нужду въ учителѣ, то еще не уменъ. — Правда. — Слѣдовательно, ты не заносчивъ, если еще не уменъ. — Кажется, нѣтъ, клянусь Зевсомъ, Сократъ, сказалъ онъ. —
Услышавъ это, я взглянулъ на Иппотала и едва не сдѣлалъ E. ошибки. Мнѣ приходило на мысль сказать, что такъ-то, Иппоталъ, надобно разговаривать съ любимцами — усмирять ихъ и успокоивать, а не такъ, какъ ты, — надмевать и изнѣживать. Но видя, что онъ отъ нашего разговора въ пыткѣ и возмущеніи, я вспомнилъ, что, стоя тутъ, ему хотѣлось укрыться отъ Лизиса, а потому одумался и продолжалъ рѣчь.
Въ это время возвратился Менексенъ и сѣлъ возлѣ 211. Лизиса (на то мѣсто), откуда всталъ. Тогда Лизисъ очень дѣтски и мило, но скрытно отъ Менексена, проговорилъ мнѣ въ полголоса и сказалъ: Сократъ! скажи то же и Менексену, что говорилъ ты мнѣ. — А я отвѣчалъ: это разскажешь ему ты, Лизисъ, потому что слушалъ внимательно. — Безъ сомнѣнія, примолвилъ онъ. — Впрочемъ постараюсь, сказалъ я, припоминать о томъ, сколько можно чаще, чтобы ты могъ яснѣе B. передать ему весь нашъ разговоръ. Если же что забудешь, опять, при первой встрѣчѣ со мною, спроси меня. — Такъ и сдѣлаю, Сократъ, сказалъ онъ; непремѣнно сдѣлаю, будь увѣренъ. Но скажи ему что-нибудь иное, чтобы и мнѣ послушать, пока придетъ время идти домой. — Да, надобно это сдѣлать, когда и ты приказываешь, сказалъ я. Но смотри, чтобы помогать мнѣ, если Менексенъ захочетъ обличать меня. Развѣ ты не знаешь, что онъ спорщикъ? — Да, клянусь Зевсомъ, и большой, сказалъ онъ. Для того-то я и хочу, чтобы ты съ C. нимъ поговорилъ. — Чтобы мнѣ быть осмѣяннымъ? сказалъ я. — О нѣтъ, клянусь Зевсомъ; но чтобы наказать его. — Ку-
был мудрецом, дитя, то все были бы твоими друзьями, все — твоими домашними; ибо тогда ты был бы полезен и добр: D. а когда нет, — не будет тебе другом ни иной кто-либо, ни отец, ни мать, ни домашние. Итак, можно ли, Лизис, высокоумничать в том, чего еще не разумеешь? — Да как же можно? сказал он. — Но если ты имеешь нужду в учителе, то еще не умен. — Правда. — Следовательно, ты не заносчив, если еще не умен. — Кажется, нет, клянусь Зевсом, Сократ, сказал он. —
Услышав это, я взглянул на Иппотала и едва не сделал E. ошибки. Мне приходило на мысль сказать, что так-то, Иппотал, надобно разговаривать с любимцами — усмирять их и успокаивать, а не так, как ты, — надмевать и изнеживать. Но видя, что он от нашего разговора в пытке и возмущении, я вспомнил, что, стоя тут, ему хотелось укрыться от Лизиса, а потому одумался и продолжал речь.
В это время возвратился Менексен и сел возле 211. Лизиса (на то место), откуда встал. Тогда Лизис очень детски и мило, но скрытно от Менексена, проговорил мне вполголоса и сказал: Сократ! скажи то же и Менексену, что говорил ты мне. — А я отвечал: это расскажешь ему ты, Лизис, потому что слушал внимательно. — Без сомнения, примолвил он. — Впрочем постараюсь, сказал я, припоминать о том, сколько можно чаще, чтобы ты мог яснее B. передать ему весь наш разговор. Если же что забудешь, опять, при первой встрече со мною, спроси меня. — Так и сделаю, Сократ, сказал он; непременно сделаю, будь уверен. Но скажи ему что-нибудь иное, чтобы и мне послушать, пока придет время идти домой. — Да, надобно это сделать, когда и ты приказываешь, сказал я. Но смотри, чтобы помогать мне, если Менексен захочет обличать меня. Разве ты не знаешь, что он спорщик? — Да, клянусь Зевсом, и большой, сказал он. Для того-то я и хочу, чтобы ты с C. ним поговорил. — Чтобы мне быть осмеянным? сказал я. — О нет, клянусь Зевсом; но чтобы наказать его. — Ку-
