ютъ, что они злы, такъ какъ ни одинъ злой и невѣжда не есть любитель мудрости. Слѣдовательно, остаются тѣ, которые хотя и имѣютъ это зло — незнаніе, однакоже еще не сдѣлались отъ него незнающими и невѣждами, но продолжаютъ думать, что не знаютъ того, чего не узнали. Такъ поэтому любятъ мудрость, вѣроятно, и не добрые и не злые: злые же и добрые не любятъ ея; потому что ни противное противному, ни подобное подобному, по прежнимъ нашимъ изслѣдованіямъ, не показалось намъ дружественнымъ. Или не помните? — Очень помнимъ, сказали они. — Стало-быть, теперь, Лизисъ и Менексенъ, примолвилъ я, мы со всею точностію опредѣлили, что дружественно и что нѣтъ: положили[1], то-есть, что, и по душѣ и по тѣлу, ни-добро-ни-зло, ради присущія зла, всегда C. бываетъ дружественно добру. — Они совершенно подтвердили и согласились, что это такъ.
Тутъ я и самъ очень обрадовался, будто какой ловчій, любующійся тѣмъ, что̀ поймалъ. Но потомъ, не знаю откуда, вошло въ меня какое-то весьма странное подозрѣніе, — что̀ если допущенное нами невѣрно, — и я тотчасъ съ досадою сказалъ: увы! Лизисъ и Менексенъ, наше сокровище, должно быть, — сонъ. — Что еще? спросилъ Менексенъ. — Боюсь, D. отвѣчалъ я, не встрѣтились ли мы съ такими же ложными понятіями о дружбѣ, каковы бываютъ хвастливые люди. — Какъ
- ↑ Положили, то-есть, — φάμεν γὰρ αὐτό. Тѣ филологи ошибаются, которые здѣсь мѣстоименіе αὐτὸ находятъ излишнимъ и изгоняютъ изъ текста. Оно часто имѣетъ значеніе мѣстоименія указательнаго, указывающаго на мысль, непосредственно за нимъ слѣдующую. Такое значеніе принадлежитъ ему и въ этомъ мѣстѣ, а потому по-русски оно въ этомъ случаѣ можетъ быть выражаемо словомъ то-есть, или это.
въ Симпосіонѣ (p. 204 A), гдѣ говорится такъ: «изъ боговъ никто не философствуетъ (φιλοσοφεῖ, т.-е. φιλεῖ την σοφίαν) и не желаетъ быть мудрецомъ, ибо онъ уже — таковъ. Не философствуетъ и — если есть какой — иной мудрецъ. Но, съ другой стороны, не философствуютъ (т.-е. οὐ φίλοῦσι τὴν σοφίαν) и невѣжды, и не желаютъ быть мудрецами; ибо то-то и худо въ невѣжествѣ, что, не будучи ни прекраснымъ и добрымъ, ни умнымъ, оно кажется себѣ достаточнымъ. Астъ (de vit. et script. Plat. p. 432), къ удивленію, порицаетъ эту мысль Платона въ Лизисѣ и почитаетъ нелѣпымъ положеніе, что мудрецы не любятъ мудрости.
ют, что они злы, так как ни один злой и невежда не есть любитель мудрости. Следовательно, остаются те, которые хотя и имеют это зло — незнание, однако же еще не сделались от него незнающими и невеждами, но продолжают думать, что не знают того, чего не узнали. Так поэтому любят мудрость, вероятно, и не добрые и не злые: злые же и добрые не любят её; потому что ни противное противному, ни подобное подобному, по прежним нашим исследованиям, не показалось нам дружественным. Или не помните? — Очень помним, сказали они. — Стало быть, теперь, Лизис и Менексен, примолвил я, мы со всею точностью определили, что дружественно и что нет: положили[1], то есть, что, и по душе и по телу, ни-добро-ни-зло, ради присущие зла, всегда C. бывает дружественно добру. — Они совершенно подтвердили и согласились, что это так.
Тут я и сам очень обрадовался, будто какой ловчий, любующийся тем, что̀ поймал. Но потом, не знаю откуда, вошло в меня какое-то весьма странное подозрение, — что̀ если допущенное нами неверно, — и я тотчас с досадою сказал: увы! Лизис и Менексен, наше сокровище, должно быть, — сон. — Что еще? спросил Менексен. — Боюсь, D. отвечал я, не встретились ли мы с такими же ложными понятиями о дружбе, каковы бывают хвастливые люди. — Как
————————————
- ↑ Положили, то есть, — φάμεν γὰρ αὐτό. Те филологи ошибаются, которые здесь местоимение αὐτὸ находят излишним и изгоняют из текста. Оно часто имеет значение местоимения указательного, указывающего на мысль, непосредственно за ним следующую. Такое значение принадлежит ему и в этом месте, а потому по-русски оно в этом случае может быть выражаемо словом то есть, или это.
в Симпосионе (p. 204 A), где говорится так: «из богов никто не философствует (φιλοσοφεῖ, т. е. φιλεῖ την σοφίαν) и не желает быть мудрецом, ибо он уже — таков. Не философствует и — если есть какой — иной мудрец. Но, с другой стороны, не философствуют (т. е. οὐ φίλοῦσι τὴν σοφίαν) и невежды, и не желают быть мудрецами; ибо то-то и худо в невежестве, что, не будучи ни прекрасным и добрым, ни умным, оно кажется себе достаточным. Аст (de vit. et script. Plat. p. 432), к удивлению, порицает эту мысль Платона в Лизисе и почитает нелепым положение, что мудрецы не любят мудрости.
