ахъ ты сумасшедшій! думаешь ли, что Фидіасъ былъ худымъ мастеромъ? — А я, вѣроятно, скажу: отнюдь нѣтъ.
Ипп. Да и правильно скажешь, Сократъ.
Сокр. Конечно правильно; однакожъ, какъ скоро я соглашусь, что Фидіасъ былъ мастеръ хорошій, — онъ потомъ скажетъ: такъ того прекраснаго, о которомъ ты говоришь, Фидіасъ, думаешь, не зналъ? — Какъ это? спрошу я. — Такъ, B. скажетъ онъ, что глаза Аѳины сдѣланы имъ не изъ золота, да и все лицо, руки и ноги, — хотя золотыя-то должны бы казаться прекраснѣйшими, — а изъ слоновой кости. Видно, онъ ошибся въ этомъ, не зная, что золото все, къ чему прираждается, дѣлаетъ прекраснымъ. — На эти слова его что будемъ отвѣчать, Иппіасъ?
Ипп. Тутъ нѣтъ ничего труднаго. Мы скажемъ: Фидіасъ C. правильно поступилъ; потому что слоновая кость, думаю, тоже прекрасна.
Сокр. Для чего же онъ, скажетъ, и глазныхъ зрачковъ не сдѣлалъ изъ слоновой кости, а сдѣлалъ каменные, подобравши камень, сколько можно болѣе сходный съ слоновою костью? Или и прекрасный камень есть прекрасное? — Согласимся, Иппіасъ?
Ипп. Конечно согласимся (прибавивъ только), если онъ употребляется, гдѣ прилично.
Сокр. А когда неприлично, — дуренъ? — Согласиться, или нѣтъ?
Ипп. Согласись, когда — неприлично.
Сокр. Такъ что же? мудрецъ ты, скажетъ онъ: слоновая D. кость и золото, если употребляются прилично, бываютъ, очевидно, прекрасны, а когда неприлично, — дурны? — Отвергнемъ ли это, или согласимся, что онъ говоритъ правильно?
Ипп. На это-то согласимся; ибо что каждой вещи прилично, то каждую дѣлаетъ прекрасною.
Сокр. А когда у кого прекрасный горшокъ, о которомъ мы недавно говорили, стоитъ на огнѣ, полный прекрасной похлебки, — прилично быть въ немъ, спроситъ, золотому, или смоковничному уполовнику?
ах ты сумасшедший! думаешь ли, что Фидиас был худым мастером? — А я, вероятно, скажу: отнюдь нет.
Ипп. Да и правильно скажешь, Сократ.
Сокр. Конечно правильно; однакож, как скоро я соглашусь, что Фидиас был мастер хороший, — он потом скажет: так того прекрасного, о котором ты говоришь, Фидиас, думаешь, не знал? — Как это? спрошу я. — Так, B. скажет он, что глаза Афины сделаны им не из золота, да и всё лицо, руки и ноги, — хотя золотые-то должны бы казаться прекраснейшими, — а из слоновой кости. Видно, он ошибся в этом, не зная, что золото всё, к чему прирождается, делает прекрасным. — На эти слова его что будем отвечать, Иппиас?
Ипп. Тут нет ничего трудного. Мы скажем: Фидиас C. правильно поступил; потому что слоновая кость, думаю, тоже прекрасна.
Сокр. Для чего же он, скажет, и глазных зрачков не сделал из слоновой кости, а сделал каменные, подобравши камень, сколько можно более сходный со слоновою костью? Или и прекрасный камень есть прекрасное? — Согласимся, Иппиас?
Ипп. Конечно согласимся (прибавив только), если он употребляется, где прилично.
Сокр. А когда неприлично, — дурен? — Согласиться, или нет?
Ипп. Согласись, когда — неприлично.
Сокр. Так что же? мудрец ты, скажет он: слоновая D. кость и золото, если употребляются прилично, бывают, очевидно, прекрасны, а когда неприлично, — дурны? — Отвергнем ли это, или согласимся, что он говорит правильно?
Ипп. На это-то согласимся; ибо что каждой вещи прилично, то каждую делает прекрасною.
Сокр. А когда у кого прекрасный горшок, о котором мы недавно говорили, стоит на огне, полный прекрасной похлебки, — прилично быть в нём, спросит, золотому, или смоковничному уполовнику?
