Имѣлъ ли Сократъ какую-нибудь причину преслѣдовать своею ироніею рапсодистовъ? — Если предположитъ, что рапсодисты въ Греціи были то же, что на сѣверѣ у насъ древніе барды; то надлежало бы, повидимому, не преслѣдовать ихъ, а одобрять, какъ людей, съ благодарностію припоминавшихъ подвиги отечественныхъ героевъ и описывавшихъ доблести ихъ, въ образецъ для подражанія позднѣйшему потомству. Но греческихъ рапсодистовъ Сократова времени нельзя сравнивать съ сѣверными бардами. По изслѣдованіямъ Дрейсига (Comment. critic. de Rhapsodis, Lips. 1734) и Вольфа (Prolegg. ad Hom. XCIX sqq.), эти люди старались соединить въ своемъ лицѣ нетолько роли разсказчиковъ и комедіантовъ, но и комментаторовъ того поэта, котораго рапсодировали. Они обыкновенно отличались пестротою и театральною вычурностію наряда, по которой надлежало смотрѣть на нихъ больше какъ на шутовъ и балаганныхъ паяцовъ, чѣмъ какъ на декламаторовъ великихъ произведеній поэтическаго воодушевленія. Они свои декламаціи почти всегда соединяли съ дѣйствіями и, дѣйствуя, приходили въ изступленіе. Главною ихъ цѣлью было произвести сколько можно больше эффекта и потрясти души слушателей. Въ этомъ случаѣ мѣрою истины были не мысли и чувствованія поэта, а умственное и нравственное настроеніе рапсодиста, подъ вліяніемъ котораго онъ истолковывалъ своего вдохновителя иногда вовсе несогласно съ требованіями творческой его фантазіи. Между тѣмъ навыкъ разсказывать о всемъ, что воспѣваемо было поэтомъ, вкоренялъ въ немъ увѣренность, что онъ дѣйствительно знаетъ то, о чемъ разсказываетъ, и отсюда переводилъ его къ смѣшному притязанію на мудрость. Общество образованное, конечно, и тогда смѣялось надъ фарсами и лицедѣйствомъ рапсодистовъ, и на пиршествахъ замѣняло ихъ простыми чтецами поэтическихъ произведеній; но аѳинская толпа нерѣдко увлекалась ихъ изступленіемъ и, при тогдашней формѣ правленія, могла быть незамѣтно направляема къ извѣстной цѣли. Все это достаточно, кажется, оправдываетъ Платона, что онъ избралъ такую
Имел ли Сократ какую-нибудь причину преследовать своею ирониею рапсодистов? — Если предположит, что рапсодисты в Греции были то же, что на севере у нас древние барды; то надлежало бы, по-видимому, не преследовать их, а одобрять, как людей, с благодарностью припоминавших подвиги отечественных героев и описывавших доблести их, в образец для подражания позднейшему потомству. Но греческих рапсодистов Сократова времени нельзя сравнивать с северными бардами. По исследованиям Дрейсига (Comment. critic. de Rhapsodis, Lips. 1734) и Вольфа (Prolegg. ad Hom. XCIX sqq.), эти люди старались соединить в своем лице нетолько роли рассказчиков и комедиантов, но и комментаторов того поэта, которого рапсодировали. Они обыкновенно отличались пестротою и театральною вычурностью наряда, по которой надлежало смотреть на них больше как на шутов и балаганных паяцов, чем как на декламаторов великих произведений поэтического воодушевления. Они свои декламации почти всегда соединяли с действиями и, действуя, приходили в исступление. Главною их целью было произвести сколько можно больше эффекта и потрясти души слушателей. В этом случае мерою истины были не мысли и чувствования поэта, а умственное и нравственное настроение рапсодиста, под влиянием которого он истолковывал своего вдохновителя иногда вовсе несогласно с требованиями творческой его фантазии. Между тем навык рассказывать о всём, что воспеваемо было поэтом, вкоренял в нём уверенность, что он действительно знает то, о чём рассказывает, и отсюда переводил его к смешному притязанию на мудрость. Общество образованное, конечно, и тогда смеялось над фарсами и лицедейством рапсодистов, и на пиршествах заменяло их простыми чтецами поэтических произведений; но афинская толпа нередко увлекалась их исступлением и, при тогдашней форме правления, могла быть незаметно направляема к известной цели. Всё это достаточно, кажется, оправдывает Платона, что он избрал такую
