на — Ѳеага, пріѣзжаетъ изъ деревни въ Аѳины — съ намѣреніемъ отдать его въ науку какому-нибудь софисту, который бы сдѣлалъ его мудрымъ, и случайно встрѣтившись съ Сократомъ, проситъ у него по этому предмету полезнаго совѣта. Сократъ совѣтуетъ сперва узнать отъ Ѳеага, чего хочетъ онъ подъ именемъ мудрости, и начинаетъ спрашивать его. Направляемый вопросами Сократа, Ѳеагъ свое понятіе о мудрости мало по малу опредѣляетъ желаніемъ управлять людьми въ обществѣ, или вообще — тиранствовать надъ ними, только не насильственно, а съ согласія самыхъ гражданъ. Остановившись на этомъ, совѣтовавшіеся должны были теперь рѣшить другой, возникшій за этимъ вопросъ: у кого Ѳеагъ долженъ учиться, чтобы получить понятую такимъ образомъ мудрость? Не у отличныхъ ли гражданъ — политиковъ? спрашиваетъ Сократъ. — Нѣтъ, это невозможно, отвѣчаетъ юноша; потому что отличные граждане не могутъ научить этому и собственныхъ дѣтей, — и высказываетъ свое желаніе слушать самого Сократа. Но почему бы не слушать ему лучше своего отца, который и лѣтами старше, чѣмъ Сократъ, и исправлялъ въ республикѣ почетнѣйшія должности? А не то, — почему бы не воспользоваться ему наставленіями одного изъ тѣхъ мужей, которые открыто выдаютъ себя за учителей мудрости? Но Ѳеагъ не отступаетъ отъ своего желанія войти въ обращеніе съ Сократомъ, — тѣмъ болѣе, что онъ знаетъ многихъ своихъ сверстниковъ, которые прежде были очень посредственны, а потомъ, обращаясь съ нимъ, сдѣлались людьми превосходными. Сократъ хватается за это послѣднее замѣчаніе Ѳеага, и успѣхъ своихъ слушателей приписываетъ не себѣ, а говорящему въ немъ генію, изображая своего генія, какбы какую-то силу пророческую, которая предвидитъ и предсказываетъ будущее. Этотъ-то геній однимъ изъ учениковъ Сократа благопріятствуетъ, — и они становятся мудры, а другимъ — нисколько; да и изъ тѣхъ, которые пользуются его покровительствомъ, одни получаютъ отъ своего учителя задатки мудрости на всю жизнь, а другіе успѣваютъ, пока
на — Феага, приезжает из деревни в Афины — с намерением отдать его в науку какому-нибудь софисту, который бы сделал его мудрым, и случайно встретившись с Сократом, просит у него по этому предмету полезного совета. Сократ советует сперва узнать от Феага, чего хочет он под именем мудрости, и начинает спрашивать его. Направляемый вопросами Сократа, Феаг свое понятие о мудрости мало-помалу определяет желанием управлять людьми в обществе, или вообще — тиранствовать над ними, только не насильственно, а с согласия самых граждан. Остановившись на этом, советовавшиеся должны были теперь решить другой, возникший за этим вопрос: у кого Феаг должен учиться, чтобы получить понятую таким образом мудрость? Не у отличных ли граждан — политиков? спрашивает Сократ. — Нет, это невозможно, отвечает юноша; потому что отличные граждане не могут научить этому и собственных детей, — и высказывает свое желание слушать самого Сократа. Но почему бы не слушать ему лучше своего отца, который и летами старше, чем Сократ, и исправлял в республике почетнейшие должности? А не то, — почему бы не воспользоваться ему наставлениями одного из тех мужей, которые открыто выдают себя за учителей мудрости? Но Феаг не отступает от своего желания войти в обращение с Сократом, — тем более, что он знает многих своих сверстников, которые прежде были очень посредственны, а потом, обращаясь с ним, сделались людьми превосходными. Сократ хватается за это последнее замечание Феага, и успех своих слушателей приписывает не себе, а говорящему в нём гению, изображая своего гения, как бы какую-то силу пророческую, которая предвидит и предсказывает будущее. Этот-то гений одним из учеников Сократа благоприятствует, — и они становятся мудры, а другим — нисколько; да и из тех, которые пользуются его покровительством, одни получают от своего учителя задатки мудрости на всю жизнь, а другие успевают, пока
