денію, что Иппархъ написанъ какимъ-то ремесленникомъ, неполучившимъ изящнаго научнаго образованія. Правда, въ языкѣ этого разговора нѣтъ ничего, чуждаго современной Платону письменности; но сочетаніе мыслей въ немъ такъ неестественно и нелѣпо, исчисленіе примѣровъ по мѣстамъ такъ скучно и сухо, заключенія выводятся такъ изысканно и принужденно, что не могъ, кажется, столь худо изложить его нетолько Платонъ, но и никакой другой, порядочно образованный Аѳинянинъ. Это сочиненіе написано, по всей вѣроятности, кѣмъ-нибудь въ школахъ риторовъ послѣдующаго времени, которыя, какъ извѣстно, породили много подобныхъ образцовъ учености.
Самая идея этого діалога противорѣчитъ характеру и направленію Платоновой философіи. Очеркъ ея можно сдѣлать немногими словами. Всякая корысть, говоритъ писатель Иппарха, есть добро для того, кто ея желаетъ; поэтому любить корысть не болѣе преступно, какъ и любить добро. Корысть любятъ всѣ люди, добры ли они, или злы. Надобно только знать, что то, что составляетъ корысть или добро, не есть та или другая внѣшняя видимость, но есть внутренняя и реальная цѣнность вещи. Этого-то реальнаго значенія ея мудрецъ никогда не теряетъ изъ виду. Итакъ, надобно прояснять и направлять корыстолюбіе, а не изгонять его.
дению, что Иппарх написан каким-то ремесленником, неполучившим изящного научного образования. Правда, в языке этого разговора нет ничего, чуждого современной Платону письменности; но сочетание мыслей в нём так неестественно и нелепо, исчисление примеров по местам так скучно и сухо, заключения выводятся так изысканно и принужденно, что не мог, кажется, столь худо изложить его нетолько Платон, но и никакой другой, порядочно образованный Афинянин. Это сочинение написано, по всей вероятности, кем-нибудь в школах риторов последующего времени, которые, как известно, породили много подобных образцов учености.
Самая идея этого диалога противоречит характеру и направлению Платоновой философии. Очерк её можно сделать немногими словами. Всякая корысть, говорит писатель Иппарха, есть добро для того, кто её желает; поэтому любить корысть не более преступно, как и любить добро. Корысть любят все люди, добры ли они, или злы. Надобно только знать, что то, что составляет корысть или добро, не есть та или другая внешняя видимость, но есть внутренняя и реальная ценность вещи. Этого-то реального значения её мудрец никогда не теряет из виду. Итак, надобно прояснять и направлять корыстолюбие, а не изгонять его.
