ляется изъ многихъ чувственныхъ представленій, приводимыхъ разсудкомъ во-едино; а это дѣлается чрезъ воспоминаніе C. о томъ, что̀ душа знала, когда сопровождала бога, и, презирая все, называемое нынѣ существующимъ, приникала мыслію къ истинно-сущему. Потому-то достойно окрыляется только мысль философа, такъ какъ его воспоминаніе, по мѣрѣ силъ, всегда направлено къ тѣмъ предметамъ, къ которымъ направляясь, самъ богъ есть существо божественное. Такими-то воспоминаніями пользуясь правильно, человѣкъ достигаетъ полнаго освященія и одинъ бываетъ D. истинно-совершенъ. Правда, чуждый житейскихъ заботъ и преданный божественному, онъ терпитъ укоризны толпы, какъ помѣшанный: но толпа не замѣчаетъ, что онъ въ энтузіазмѣ.
Такъ вотъ куда привела насъ рѣчь о четвертомъ родѣ изступленія[1]. Въ немъ находится тотъ, кто, видя здѣшнюю красоту и воспоминая о красотѣ истинной, окрыляется и, окрылившись, пламенно желаетъ летѣть выспрь. Еще не имѣя силъ, онъ уже, подобно птицѣ, смотритъ вверхъ, а о E. дольнемъ не заботится, какъ будто и въ самомъ дѣлѣ сумасшедшій. Такой восторгъ, по самому происхожденію своему, лучше всѣхъ восторговъ — и для того, кто сообщаетъ его, и для того, кому онъ сообщается. Причастный такому изступленію, любитель прекраснаго называется любовникомъ. Всякая человѣческая душа, какъ сказано, по природѣ своей, созерцала сущее; иначе и не вошла бы въ
- ↑ Платонъ обѣщался (p. 245 C) представить новое доказательство, что изступленіе лучше спокойнаго размышленія. Но это доказательство должно было вытекать изъ ученія о безсмертіи, происхожденіи и значеніи души; слѣдовательно, предъидущая рѣчь о душѣ есть эпизодъ, имѣющій непосредственную связь съ существомъ дѣла и изложенный съ тою цѣлію, чтобы изъ него вывести новый результатъ въ пользу изступленія, и вмѣстѣ показать четвертый видъ его, — чтобы, т.-е., опредѣлить значеніе изступленія религіознаго, нравственнаго и поэтическаго, опредѣлить также, въ чемъ состоитъ изступленіе философское, или эротическое, служащее основаніемъ всѣхъ прочихъ восторговъ.
ляется из многих чувственных представлений, приводимых рассудком воедино; а это делается чрез воспоминание C. о том, что̀ душа знала, когда сопровождала бога, и, презирая всё, называемое ныне существующим, приникала мыслью к истинно-сущему. Потому-то достойно окрыляется только мысль философа, так как его воспоминание, по мере сил, всегда направлено к тем предметам, к которым направляясь, сам бог есть существо божественное. Такими-то воспоминаниями пользуясь правильно, человек достигает полного освящения и один бывает D. истинно-совершен. Правда, чуждый житейских забот и преданный божественному, он терпит укоризны толпы, как помешанный: но толпа не замечает, что он в энтузиазме.
Так вот куда привела нас речь о четвертом роде исступления[1]. В нём находится тот, кто, видя здешнюю красоту и воспоминая о красоте истинной, окрыляется и, окрылившись, пламенно желает лететь выспрь. Еще не имея сил, он уже, подобно птице, смотрит вверх, а о E. дольнем не заботится, как будто и в самом деле сумасшедший. Такой восторг, по самому происхождению своему, лучше всех восторгов — и для того, кто сообщает его, и для того, кому он сообщается. Причастный такому исступлению, любитель прекрасного называется любовником. Всякая человеческая душа, как сказано, по природе своей, созерцала сущее; иначе и не вошла бы в
————————————
- ↑ Платон обещался (p. 245 C) представить новое доказательство, что исступление лучше спокойного размышления. Но это доказательство должно было вытекать из учения о бессмертии, происхождении и значении души; следовательно, предыдущая речь о душе есть эпизод, имеющий непосредственную связь с существом дела и изложенный с тою целью, чтобы из него вывести новый результат в пользу исступления, и вместе показать четвертый вид его, — чтобы, т. е., определить значение исступления религиозного, нравственного и поэтического, определить также, в чём состоит исступление философское, или эротическое, служащее основанием всех прочих восторгов.
