Сокр. Но страдающіе горячкою и одержимые другими подобными болѣзнями не больше ли жаждутъ, зябнутъ и чувствуютъ все, что въ такомъ случаѣ чувствуетъ тѣло? Не больше ли у нихъ бываетъ недостатка, и восполняя его, не бо̀льшія ли получаютъ они удовольствія? Или этого не назовемъ справедливымъ?
C.Прот. Сказанное теперь, по видимому, совершенно таково.
Сокр. Такъ что жъ? Мы можемъ, по видимому, утверждать правильно, что кто хотѣлъ бы знать удовольствія величайшія, тотъ долженъ идти видѣть ихъ не въ здоровьѣ, а въ болѣзни? — Но смотри, не подумай, будто я спрашиваю тебя въ той мысли, что не больше ли радуются тяжело больные, чѣмъ здоровые: нѣтъ, полагай, что я ищу великости удовольствія и того, гдѣ при немъ всегда умѣстно слово «сильно». Вѣдь мы должны, говоримъ, обратить вниманіе на то, какую природу имѣетъ удовольствіе и какую приписываютъ D. ему люди, утверждающіе, что вовсе нѣтъ его.
Прот. Я почти слѣдую за твоимъ словомъ.
Сокр. А вотъ не менѣе и докажешь это, Протархъ, если отвѣтишь: въ развратной ли жизни видишь ты бо̀льшія удовольствія, — говорю «бо̀льшія» не количественно, но превозмогающія силою и великостію, — или въ жизни разсудительной? Говори со вниманіемъ.
Прот. Понимаю, что̀ говоришь ты, и вижу тутъ большое различіе. Что касается до разсудительныхъ, то въ отношеніи къ нимъ всегда имѣетъ силу пословица «ничего слишкомъ»[1], E. которой они слушаются; а взглянешь на неразсудительныхъ и развратныхъ, такъ сильное удовольствіе, одержащее отъявленныхъ, доводитъ ихъ до неистовства.
Сокр. Хорошо. Но если уже такъ, то явно, что и величайшія удовольствія и величайшія скорби заключаются въ худомъ состояніи души и тѣла, а не въ добродѣтели.
- ↑ Эта пословица приводится также Protag. p. 343 B; Charmid. p. 165 A; Menex. p. 247 E; Hipparch. p. 228 E. Въ указанномъ мѣстѣ Протагора сказано и о ея происхожденіи.
Сокр. Но страдающие горячкою и одержимые другими подобными болезнями не больше ли жаждут, зябнут и чувствуют всё, что в таком случае чувствует тело? Не больше ли у них бывает недостатка, и восполняя его, не бо̀льшие ли получают они удовольствия? Или этого не назовем справедливым?
C.Прот. Сказанное теперь, по-видимому, совершенно таково.
Сокр. Так что ж? Мы можем, по-видимому, утверждать правильно, что кто хотел бы знать удовольствия величайшие, тот должен идти видеть их не в здоровье, а в болезни? — Но смотри, не подумай, будто я спрашиваю тебя в той мысли, что не больше ли радуются тяжело больные, чем здоровые: нет, полагай, что я ищу великости удовольствия и того, где при нём всегда уместно слово «сильно». Ведь мы должны, говорим, обратить внимание на то, какую природу имеет удовольствие и какую приписывают D. ему люди, утверждающие, что вовсе нет его.
Прот. Я почти следую за твоим словом.
Сокр. А вот не менее и докажешь это, Протарх, если ответишь: в развратной ли жизни видишь ты бо̀льшие удовольствия, — говорю «бо̀льшие» не количественно, но превозмогающие силою и великостию, — или в жизни рассудительной? Говори со вниманием.
Прот. Понимаю, что̀ говоришь ты, и вижу тут большое различие. Что касается до рассудительных, то в отношении к ним всегда имеет силу пословица «ничего слишком»[1], E. которой они слушаются; а взглянешь на нерассудительных и развратных, так сильное удовольствие, одержащее отъявленных, доводит их до неистовства.
Сокр. Хорошо. Но если уже так, то явно, что и величайшие удовольствия и величайшие скорби заключаются в худом состоянии души и тела, а не в добродетели.
——————
- ↑ Эта пословица приводится также Protag. p. 343 B; Charmid. p. 165 A; Menex. p. 247 E; Hipparch. p. 228 E. В указанном месте Протагора сказано и о её происхождении.
