нокъ и совершенно обособленъ, то изъ всѣхъ-то родовъ мы C. признаемъ одинъ, которому, вмѣсто уединенной жизни, весьма хорошо жить съ нами: это — родъ знанія какъ всего прочаго, такъ и силы въ каждомъ изъ насъ, сколь совершенно она можетъ быть познана.
Прот. И хорошо-таки сказали вы теперь, примолвимъ мы.
Сокр. Правильно. Послѣ этого опять надобно спросить разумность и умъ: имѣете ли вы сколько нибудь потребности смѣшиваться съ удовольствіями? — Но, какъ скоро уму и разумности предложили бы мы этотъ вопросъ, они, можетъ быть, спросили бы наоборотъ: съ какими удовольствіями?
Прот. Вѣроятно.
D.Сокр. Тогда-то наше слово было бы уже слѣдующее. Кромѣ тѣхъ истинныхъ удовольствій, скажемъ мы, нужны ли вамъ еще для сожительства удовольствія величайшія и сильнѣйшія? — Какъ можно, Сократъ? отвѣчали бы они: — вѣдь эти-то удовольствія представятъ намъ безчисленныя препятствія, возмущая своимъ неистовствомъ души, въ которыхъ мы живемъ; да они и самимъ намъ не дадутъ возникнуть, и рожденныхъ E. нами дѣтей, внушая намъ, по нашей безпечности, забвеніе о нихъ, большею частію совершенно погубятъ. Прочія же удовольствія, которыя ты назвалъ истинными и чистыми, признавай почти за сродныя съ нами, да кромѣ ихъ примѣшай и тѣ, соединенныя съ здравомысліемъ и разсудительностію, — всѣ, которыя, какъ сопровождательницы богини, неуклонно слѣдуютъ за всякою добродѣтелію. — Напротивъ, примѣшивать къ уму удовольствія, сродныя съ безуміемъ и другимъ зломъ, было бы крайне безразсудно тому, кто, желая видѣть смѣсь прекраснѣйшую и самую невозмутимую, 64. старается узнать въ ней, что̀ такое въ человѣкѣ и во всемъ благо по природѣ, и какъ надобно угадывать его въ самой идеѣ. Не разумно ли, скажемъ, и не соотвѣтственно ли себѣ отвѣчаетъ этими словами умъ, — отвѣчаетъ и за себя, и за память, и за правильное мнѣніе?
Прот. Безъ сомнѣнія, благоразумно.
нок и совершенно обособлен, то из всех-то родов мы C. признаем один, которому, вместо уединенной жизни, весьма хорошо жить с нами: это — род знания как всего прочего, так и силы в каждом из нас, сколь совершенно она может быть познана.
Прот. И хорошо-таки сказали вы теперь, примолвим мы.
Сокр. Правильно. После этого опять надобно спросить разумность и ум: имеете ли вы сколько-нибудь потребности смешиваться с удовольствиями? — Но, как скоро уму и разумности предложили бы мы этот вопрос, они, может быть, спросили бы наоборот: с какими удовольствиями?
Прот. Вероятно.
D.Сокр. Тогда-то наше слово было бы уже следующее. Кроме тех истинных удовольствий, скажем мы, нужны ли вам еще для сожительства удовольствия величайшие и сильнейшие? — Как можно, Сократ? отвечали бы они: — ведь эти-то удовольствия представят нам бесчисленные препятствия, возмущая своим неистовством души, в которых мы живем; да они и самим нам не дадут возникнуть, и рожденных E. нами детей, внушая нам, по нашей беспечности, забвение о них, большею частью совершенно погубят. Прочие же удовольствия, которые ты назвал истинными и чистыми, признавай почти за сродные с нами, да кроме их примешай и те, соединенные со здравомыслием и рассудительностью, — все, которые, как сопровождательницы богини, неуклонно следуют за всякою добродетелию. — Напротив, примешивать к уму удовольствия, сродные с безумием и другим злом, было бы крайне безрассудно тому, кто, желая видеть смесь прекраснейшую и самую невозмутимую, 64. старается узнать в ней, что̀ такое в человеке и во всём благо по природе, и как надобно угадывать его в самой идее. Не разумно ли, скажем, и не соответственно ли себе отвечает этими словами ум, — отвечает и за себя, и за память, и за правильное мнение?
Прот. Без сомнения, благоразумно.
