Вѣдь какъ всякое орудіе должно быть примѣнено къ той вещи, въ отношеніи къ которой служитъ орудіемъ; такъ и имена своими звуками и слогами соотвѣтствуютъ у него природѣ тѣхъ вещей, которыя означаются ими. Поэтому-то слова самыхъ вещей суть какъ бы нѣкоторые образы, о значеніи которыхъ будетъ весьма хорошо судить тотъ, кто соблюдаетъ правильное употребленіе именъ, то есть, діалектикъ. Изъ этого ясно, что не всякому можно позволить вымышлять слова и давать имена вещамъ, но надобно принять мнѣніе Кратила, который почитаетъ имена естественными и, слѣдовательно, способнымъ налагателемъ ихъ готовъ признать того, который, слѣдуя указанію природы, искусно и благоразумно умѣетъ буквами и слогами выражать отличительныя свойства вещей (p. 388 E — 390 E).
Выслушавъ это, Ермогенъ сознается, что не находитъ ничего, чѣмъ можно было бы опровергнуть разсужденія Сократа, хотя дѣло кажется ему все еще не опредѣленнымъ и не изслѣдованнымъ, и потому обращается къ Сократу съ новою просьбою, чтобы онъ показалъ точнѣе, въ чемъ состоитъ та естественная правильность именъ. Но Сократъ говоритъ, что для этого надобно посѣщать софистовъ, людей, въ такомъ дѣлѣ весьма свѣдущихъ. А такъ какъ Ермогенъ, по своей бѣдности, не можетъ платить имъ той высокой цѣны за уроки, то ему не остается ничего болѣе, какъ просить брата своего Калліаса, чтобы онъ по выслушаннымъ имъ наставленіямъ Протагора самъ обсудилъ, что̀ въ этомъ отношеніи говорятъ правильно, что̀ ложно. Ермогенъ однакожъ отвѣчаетъ, что ему вообще не нравится взглядъ Протагора, слѣдовательно не понравится и то, что изъ него будетъ выведено.
Послѣ сего Сократъ начинаетъ шутить; у Омира, говоритъ, надобно учиться правильному понятію объ именахъ; потому что Омиръ различаетъ языкъ боговъ и людей, а боги, извѣстно, наилучшимъ образомъ видятъ естественное свойство именъ. Онъ разсказываетъ, что троянскую рѣку
Ведь как всякое орудие должно быть применено к той вещи, в отношении к которой служит орудием; так и имена своими звуками и слогами соответствуют у него природе тех вещей, которые означаются ими. Поэтому-то слова самых вещей суть как бы некоторые образы, о значении которых будет весьма хорошо судить тот, кто соблюдает правильное употребление имен, то есть, диалектик. Из этого ясно, что не всякому можно позволить вымышлять слова и давать имена вещам, но надобно принять мнение Кратила, который почитает имена естественными и, следовательно, способным налагателем их готов признать того, который, следуя указанию природы, искусно и благоразумно умеет буквами и слогами выражать отличительные свойства вещей (p. 388 E — 390 E).
Выслушав это, Ермоген сознается, что не находит ничего, чем можно было бы опровергнуть рассуждения Сократа, хотя дело кажется ему всё еще не определенным и не исследованным, и потому обращается к Сократу с новою просьбою, чтобы он показал точнее, в чём состоит та естественная правильность имен. Но Сократ говорит, что для этого надобно посещать софистов, людей, в таком деле весьма сведущих. А так как Ермоген, по своей бедности, не может платить им той высокой цены за уроки, то ему не остается ничего более, как просить брата своего Каллиаса, чтобы он по выслушанным им наставлениям Протагора сам обсудил, что̀ в этом отношении говорят правильно, что̀ ложно. Ермоген однакож отвечает, что ему вообще не нравится взгляд Протагора, следовательно не понравится и то, что из него будет выведено.
После сего Сократ начинает шутить; у Омира, говорит, надобно учиться правильному понятию об именах; потому что Омир различает язык богов и людей, а боги, известно, наилучшим образом видят естественное свойство имен. Он рассказывает, что троянскую реку
