наго мнѣнія. Можетъ быть, оно усматривается въ измѣненіи образуемыхъ умомъ понятій. Вѣрна ли эта мысль о немъ? Въ такомъ измѣненіи или могутъ обмѣниваться между собою оба предмета, мыслимые въ душѣ, какъ бы разговаривающей съ самой собою, или уму человѣка мыслящаго представляется только одинъ изъ нихъ. Если мыслится и измѣняется только одинъ изъ нихъ, то произойдетъ то, возможность чего мы уже отвергли, то есть, возможность мнѣнія о томъ, чего нѣтъ. А когда будутъ смѣшиваться оба предмета, — мы придемъ въ странное противорѣчіе съ самими собою: будемъ принимать прекрасное за безобразное, хорошее за худое, коня за быка, единицу за двоицу, — чего не бываетъ ни во снѣ, ни въ сумасшествіи (p. 189 B — 190 E). Наконецъ, ложное мнѣніе можетъ происходить отъ обмѣна чувственныхъ усмотрѣній и примѣтъ ума. Представимъ, что въ нашемъ умѣ есть какъ бы восковая таблица, на которой отпечатлѣваются образы вещей, и что у одного она меньше, у другаго больше, у одного чище, у другаго грязнѣе, у одного сырѣе, у другаго суше и тверже. Поколику на этой таблицѣ написаны образы того, что мы чувствуемъ, потолику есть у насъ память и знаніе о томъ, что принято нашими чувствами. Но, пересматривая всѣ способы, какими можетъ происходить обмѣнъ чувственныхъ усмотрѣній и образовъ ума, мы легко находимъ, что обманъ умѣстенъ бываетъ въ тѣхъ случаяхъ, когда въ которой либо части чувствъ окажется ощущеніе не довольно точнымъ, или первое познаніе — мало удовлетворительнымъ. Напримѣръ, сохраняя въ своей душѣ образы Теэтета и Ѳеодора, я, по прошествіи долгаго времени, вижу ихъ издали, и стараюсь каждому приписать тѣ черты, которыя принадлежатъ тому и другому и подъ которыми ихъ знаю, но не выдерживаю правильности: Теэтета мню Ѳеодоромъ, или усматриваю только одного, тогда какъ въ моемъ умѣ есть образы обоихъ, и такимъ образомъ изображеніе одного, по ошибкѣ, переношу на другаго, — видя Теэтета, принимаю его за Ѳеодора. Причину этого люди
наго мнения. Может быть, оно усматривается в изменении образуемых умом понятий. Верна ли эта мысль о нём? В таком изменении или могут обмениваться между собою оба предмета, мыслимые в душе, как бы разговаривающей с самой собою, или уму человека мыслящего представляется только один из них. Если мыслится и изменяется только один из них, то произойдет то, возможность чего мы уже отвергли, то есть, возможность мнения о том, чего нет. А когда будут смешиваться оба предмета, — мы придем в странное противоречие с самими собою: будем принимать прекрасное за безобразное, хорошее за худое, коня за быка, единицу за двоицу, — чего не бывает ни во сне, ни в сумасшествии (p. 189 B — 190 E). Наконец, ложное мнение может происходить от обмена чувственных усмотрений и примет ума. Представим, что в нашем уме есть как бы восковая таблица, на которой отпечатлеваются образы вещей, и что у одного она меньше, у другого больше, у одного чище, у другого грязнее, у одного сырее, у другого суше и тверже. Поколику на этой таблице написаны образы того, что мы чувствуем, потолику есть у нас память и знание о том, что принято нашими чувствами. Но, пересматривая все способы, какими может происходить обмен чувственных усмотрений и образов ума, мы легко находим, что обман уместен бывает в тех случаях, когда в которой-либо части чувств окажется ощущение не довольно точным, или первое познание — мало удовлетворительным. Например, сохраняя в своей душе образы Теэтета и Феодора, я, по прошествии долгого времени, вижу их издали, и стараюсь каждому приписать те черты, которые принадлежат тому и другому и под которыми их знаю, но не выдерживаю правильности: Теэтета мню Феодором, или усматриваю только одного, тогда как в моем уме есть образы обоих, и таким образом изображение одного, по ошибке, переношу на другого, — видя Теэтета, принимаю его за Феодора. Причину этого люди
