не должно быть прилагаемо къ ней ни это, ни то, ни отдѣльное, ни одно, ни таково, ни многое другое подобное. Вѣдь это бѣгучее относится ко всему и отлично отъ того, къ чему прилагается; а между тѣмъ, если бы возможно было говорить о самой стихіи и имѣть соотвѣтствующее ей выраженіе, — надлежало бы говорить безъ всего другаго. Но теперь изъ первыхъ стихій словомъ ничего означить нельзя, ибо сюда ничто не идетъ, кромѣ имени: стихія имѣетъ только B. имя, а вещи, сложенныя изъ стихій, какъ сами переплетены, такъ и имена ихъ переплелись, и стали рѣчью; ибо сущность рѣчи есть сплетеніе именъ. Такимъ образомъ стихіи не умственны[1] и не познаваемы, но чувствопостижимы; а слоги познаются, выражаются, и доступны истинному мнѣнію. Поэтому кто принимаетъ истинное мнѣніе о чемъ нибудь C. безъ ума, того душа относительно этого предмета держитъ, конечно, истину, однакожъ не знаетъ его: ибо человѣкъ, не могущій ни дать, ни принять отчета въ извѣстномъ предметѣ, — не знатокъ того предмета; а кто присоединяетъ умъ, тотъ можетъ все это знать, и совершенно способенъ къ знанію. Такъ ли слышалъ ты это сновидѣніе, или иначе?
Теэт. Точно такъ.
Сокр. Что же? нравится ли тебѣ, и положишь ли такъ, что знаніе есть истинное мнѣніе съ умомъ?
Теэт. Очень охотно.
Сокр. Ужели же однако теперь, въ этотъ день, Теэтетъ, D. пріобрѣли мы то, чего многіе мудрецы давно уже искали, и, прежде чѣмъ нашли, состарѣлись?
Теэт. Мнѣ по крайней мѣрѣ кажется, Сократъ, что теперь сказанное сказано хорошо.
Сокр. Да походитъ, что такъ и есть; ибо что̀ за знаніе было бы безъ ума и правильнаго мнѣнія? Впрочемъ въ томъ, что сказано, одно нѣчто мнѣ не нравится.
- ↑ Стихіи не умственны, ἄλογα, т. е. λόγον οὐκ ἕχοντα, — не принимаютъ никакого опредѣленія.
не должно быть прилагаемо к ней ни это, ни то, ни отдельное, ни одно, ни таково, ни многое другое подобное. Ведь это бегучее относится ко всему и отлично от того, к чему прилагается; а между тем, если бы возможно было говорить о самой стихии и иметь соответствующее ей выражение, — надлежало бы говорить без всего другого. Но теперь из первых стихий словом ничего означить нельзя, ибо сюда ничто не идет, кроме имени: стихия имеет только B. имя, а вещи, сложенные из стихий, как сами переплетены, так и имена их переплелись, и стали речью; ибо сущность речи есть сплетение имен. Таким образом стихии не умственны[1] и не познаваемы, но чувствопостижимы; а слоги познаются, выражаются, и доступны истинному мнению. Поэтому кто принимает истинное мнение о чём-нибудь C. без ума, того душа относительно этого предмета держит, конечно, истину, однакож не знает его: ибо человек, не могущий ни дать, ни принять отчета в известном предмете, — не знаток того предмета; а кто присоединяет ум, тот может всё это знать, и совершенно способен к знанию. Так ли слышал ты это сновидение, или иначе?
Теэт. Точно так.
Сокр. Что же? нравится ли тебе, и положишь ли так, что знание есть истинное мнение с умом?
Теэт. Очень охотно.
Сокр. Ужели же однако теперь, в этот день, Теэтет, D. приобрели мы то, чего многие мудрецы давно уже искали, и, прежде чем нашли, состарились?
Теэт. Мне по крайней мере кажется, Сократ, что теперь сказанное сказано хорошо.
Сокр. Да походит, что так и есть; ибо что̀ за знание было бы без ума и правильного мнения? Впрочем в том, что сказано, одно нечто мне не нравится.
——————
- ↑ Стихии не умственны, ἄλογα, т. е. λόγον οὐκ ἕχοντα, — не принимают никакого определения.
