го, разсказываемаго ими, что̀, ради боговъ, всякій разъ понимаешь ты, Теэтетъ? Вѣдь я-то, когда былъ молодъ, и когда кто, бывало, говорилъ про не существующее, о которомъ теперь недоумѣваю, думалъ, что до точности понимаю все; а въ настоящее время, видишь, относительно этого C. мы въ недоумѣніи.
Теэт. Вижу.
Ин. Такъ можетъ быть, не менѣе того увѣрены и мы въ душѣ въ разсужденіи существующаго, — понимаемъ это, говоримъ, и раздѣльно представляемъ, когда кто произноситъ, — а въ разсужденіи перваго — нѣтъ; хотя находимся въ одинаковомъ къ тому и другому отношеніи.
Теэт. Можетъ быть.
Ин. Такъ пусть то же самое будетъ сказано и о прочемъ, о чемъ сейчасъ упомянули мы.
Теэт. Конечно.
Ин. Но относительно многаго сдѣлаемъ изслѣдованіе и послѣ, если покажется; а теперь сперва изслѣдуемъ D. величайшее и главнѣйшее.
Теэт. О чемъ говоришь ты? Или явно, что прежде надобно, полагаешь, разсмотрѣть существующее, какъ понимали его тѣ, которые говорили о немъ?
Ин. Ты своею мыслію, Теэтетъ, идешь за мною по пятамъ. Вѣдь намъ, я говорю, должно дать такой оборотъ своей рѣчи, какъ будто бы они стояли предъ нами, а мы ихъ спрашиваемъ — такимъ образомъ: Ну-ка, вы[1],
- ↑ Элеецъ укоряетъ прежде тѣхъ, которые, хотя допускаютъ много стихій въ природѣ вещей, тѣмъ не менѣе однакожъ приписываютъ имъ τὸ εἶναι. Аргументація идетъ почти такъ. Что называемъ мы сущимъ, τὸ ὄν, то либо есть нѣчто отличное отъ находящихся въ борьбѣ вещественныхъ началъ, либо тожественно съ ними, либо, наконецъ, тожественно съ которымъ либо однимъ изъ нихъ. Если сущее отлично отъ обоихъ, — какъ скоро началъ предполагается два, — то начала явятся у насъ въ числѣ трехъ. Если, напримѣръ, возьмемъ теплое и холодное, то къ нимъ прибавится еще сущее. А когда будетъ признано существующимъ одно изъ многихъ, — одно, конечно, и будетъ существовать, другое же не будетъ, что̀ было бы, очевидно, нелѣпо. Положимъ, наконецъ, и то, что существующее тожественно со всѣмъ: тогда выйдетъ, что начало всѣхъ вещей только одно, и это одно, τὸ ὂν, есть вмѣстѣ теплое и холодное.
го, рассказываемого ими, что̀, ради богов, всякий раз понимаешь ты, Теэтет? Ведь я-то, когда был молод, и когда кто, бывало, говорил про не существующее, о котором теперь недоумеваю, думал, что до точности понимаю всё; а в настоящее время, видишь, относительно этого C. мы в недоумении.
Теэт. Вижу.
Ин. Так может быть, не менее того уверены и мы в душе в рассуждении существующего, — понимаем это, говорим, и раздельно представляем, когда кто произносит, — а в рассуждении первого — нет; хотя находимся в одинаковом к тому и другому отношении.
Теэт. Может быть.
Ин. Так пусть то же самое будет сказано и о прочем, о чём сейчас упомянули мы.
Теэт. Конечно.
Ин. Но относительно многого сделаем исследование и после, если покажется; а теперь сперва исследуем D. величайшее и главнейшее.
Теэт. О чём говоришь ты? Или явно, что прежде надобно, полагаешь, рассмотреть существующее, как понимали его те, которые говорили о нём?
Ин. Ты своею мыслью, Теэтет, идешь за мною по пятам. Ведь нам, я говорю, должно дать такой оборот своей речи, как будто бы они стояли пред нами, а мы их спрашиваем — таким образом: Ну-ка, вы[1],
——————
- ↑ Элеец укоряет прежде тех, которые, хотя допускают много стихий в природе вещей, тем не менее однакож приписывают им τὸ εἶναι. Аргументация идет почти так. Что называем мы сущим, τὸ ὄν, то либо есть нечто отличное от находящихся в борьбе вещественных начал, либо тожественно с ними, либо, наконец, тожественно с которым-либо одним из них. Если сущее отлично от обоих, — как скоро начал предполагается два, — то начала явятся у нас в числе трех. Если, например, возьмем теплое и холодное, то к ним прибавится еще сущее. А когда будет признано существующим одно из многих, — одно, конечно, и будет существовать, другое же не будет, что̀ было бы, очевидно, нелепо. Положим, наконец, и то, что существующее тожественно со всем: тогда выйдет, что начало всех вещей только одно, и это одно, τὸ ὂν, есть вместе теплое и холодное.
