недѣлимое, мы опять находимъ въ немъ многое, и называемъ его многими именами.
Теэт. Ты правду говоришь.
Ин. Отсюда-то, думаю, приготовили мы пиръ и юношамъ, и запоздалымъ[1] въ наукѣ старикамъ. Вѣдь всякому подручно ухватиться за ту мысль, что многому нельзя быть однимъ, а одному — многимъ; и вотъ они рады не позволять C. человѣка называть добрымъ, а только добро добромъ, человѣка человѣкомъ. Ты, конечно, нерѣдко встрѣчался, думаю, Теэтетъ, съ людьми, серьезно державшимися такого мнѣнія, и между ними иногда бывали старики, которые, по скудости мышленія, удивлялись такимъ представленіямъ и даже полагали, что это самое было какимъ-то мудрымъ открытіемъ.
Теэт. Конечно.
Ин. Такъ чтобы разсужденіе наше относилось ко всѣмъ, которые когда нибудь и что нибудь говорили о сущности, пусть теперь имѣющіе быть предложенными вопросы направлены D. будутъ и къ этимъ, и къ другимъ, съ которыми мы разговаривали прежде.
Теэт. Какіе же вопросы?
Ин. Такъ ли будетъ, что ни сущности[2] не припишемъ
- ↑ Во времена Платона были и такіе мыслители, которые каждой вещи приписывали свою исключительную особенность и совершенно отвергали всякую связь подлежащаго со сказуемымъ. Они соглашались, напр., человѣка называть человѣкомъ, но называть его большимъ или малымъ, добрымъ или злымъ не хотѣли. Къ такимъ мыслителямъ надобно относить, конечно, софистовъ Протагора и Горгіаса и ихъ послѣдователей, въ числѣ которыхъ наиболѣе замѣтенъ былъ съ этой стороны ученикъ Горгіаса Антисѳенъ. Особенно же рѣчь намекаетъ здѣсь на Эвтидема и Діонисіодора, сколько можно догадываться по слову ὀψιμαθεῖς, которымъ эти самые, запоздалые или не доучившіеся, умники характеризуются въ Платоновомъ Эвтидемѣ (p. 272 B). Можно, впрочемъ, разумѣть здѣсь и мегарцевъ, которые тоже усвоили себѣ это ученіе. Что касается слова ὀψιμαθεῖς, то оно въ выраженіи Платона заключаетъ и черту нравственную; потому что νέοι (юноши) употребляется, какъ извѣстно, въ значеніи людей дерзкихъ и нахальныхъ, а ὀψιμαθεῖς суть люди вздорчивые и бранчивые. Cicero, Ad divers. IX, 20: ὀψιμαθεῖς autem homines scis quam insolentes sint.
- ↑ Иностранецъ показываетъ, что возможны три отношенія, которыми соединяются между собою вещи и ихъ свойства. Онъ полагаетъ, что или вовсе не-
неделимое, мы опять находим в нём многое, и называем его многими именами.
Теэт. Ты правду говоришь.
Ин. Отсюда-то, думаю, приготовили мы пир и юношам, и запоздалым[1] в науке старикам. Ведь всякому подручно ухватиться за ту мысль, что многому нельзя быть одним, а одному — многим; и вот они рады не позволять C. человека называть добрым, а только добро добром, человека человеком. Ты, конечно, нередко встречался, думаю, Теэтет, с людьми, серьезно державшимися такого мнения, и между ними иногда бывали старики, которые, по скудости мышления, удивлялись таким представлениям и даже полагали, что это самое было каким-то мудрым открытием.
Теэт. Конечно.
Ин. Так чтобы рассуждение наше относилось ко всем, которые когда-нибудь и что-нибудь говорили о сущности, пусть теперь имеющие быть предложенными вопросы направлены D. будут и к этим, и к другим, с которыми мы разговаривали прежде.
Теэт. Какие же вопросы?
Ин. Так ли будет, что ни сущности[2] не припишем
——————
- ↑ Во времена Платона были и такие мыслители, которые каждой вещи приписывали свою исключительную особенность и совершенно отвергали всякую связь подлежащего со сказуемым. Они соглашались, напр., человека называть человеком, но называть его большим или малым, добрым или злым не хотели. К таким мыслителям надобно относить, конечно, софистов Протагора и Горгиаса и их последователей, в числе которых наиболее заметен был с этой стороны ученик Горгиаса Антисфен. Особенно же речь намекает здесь на Эвтидема и Дионисиодора, сколько можно догадываться по слову ὀψιμαθεῖς, которым эти самые, запоздалые или не доучившиеся, умники характеризуются в Платоновом Эвтидеме (p. 272 B). Можно, впрочем, разуметь здесь и мегарцев, которые тоже усвоили себе это учение. Что касается слова ὀψιμαθεῖς, то оно в выражении Платона заключает и черту нравственную; потому что νέοι (юноши) употребляется, как известно, в значении людей дерзких и нахальных, а ὀψιμαθεῖς суть люди вздорчивые и бранчивые. Cicero, Ad divers. IX, 20: ὀψιμαθεῖς autem homines scis quam insolentes sint.
- ↑ Иностранец показывает, что возможны три отношения, которыми соединяются между собою вещи и их свойства. Он полагает, что или вовсе не-
