Ин. Ты немного предупредилъ меня этимъ вопросомъ, 294. Сократъ, потому что я самъ хотѣлъ-было спросить тебя, принимаешь ли ты все, или иное изъ сказаннаго не нравится тебѣ. — Но теперь уже явно, что намъ желательно разсмотрѣть, насколько правы лица, управляющія безъ законовъ.
Сокр. Мл. Какъ не явно!
Ин. Хотя нѣкоторымъ образомъ вѣрно, что законодательство есть дѣло искусства царскаго, но лучше всего, когда не законы имѣютъ силу[1], а царственное лицо, мудро пользующееся властью. Знаешь ли, почему это?
Сокр. Мл. Почему же, говоришь?
Ин. Потому что никогда законъ не можетъ съ точностію B. и вполнѣ обнять превосходнѣйшее и справедливѣйшее, чтобы предписывать всѣмъ наилучшее. Вѣдь несходства между людьми и дѣлами, и то, что ничто человѣческое ни на минуту, просто сказать, не остается въ покоѣ ни въ чемъ, — не позволяютъ никакому искусству проявиться въ формѣ простой для всѣхъ людей и на всѣ времена. Вѣроятно, согласимся въ этомъ?
Сокр. Мл. Какъ же.
Ин. А законъ-то, видимъ, стремится почти къ тому самому, чего требуетъ какой нибудь упрямый и необразованный человѣкъ, не позволяющій никому ни дѣлать что либо C. вопреки его приказанію, ни спрашивать, хотя бы даже
- ↑ Это, какъ извѣстно, есть положеніе пиѳагорейское (Vаlcken. ad Herodot. III, 38). Съ этимъ согласно и то, что говорится De legg. IX, p. 875 C, гдѣ признается дѣломъ неблагоприличнымъ, унизительнымъ мужа мудраго и по истинѣ божественнаго подчинять законамъ человѣческимъ.
волительно. Поэтому и Асту, вмѣсто δεῖν, хотѣлось читать ἐξεῖναι. Хотя это чтеніе и въ самомъ дѣлѣ представляется правдоподобнымъ, однако удовлетвориться имъ нельзя; потому что мудрый царь, по положенію иностранца, иногда дѣйствительно долженъ управлять безъ законовъ. Когда, наприм., чувствуется недостатокъ въ хорошихъ законахъ, ему больше ничего не остается, какъ слѣдовать собственнымъ своимъ соображеніямъ и, не обращая вниманія на недостаточныя отечественныя постановленія, самому думать о способахъ привести государство въ состояніе благоустроенное.
Ин. Ты немного предупредил меня этим вопросом, 294. Сократ, потому что я сам хотел было спросить тебя, принимаешь ли ты всё, или иное из сказанного не нравится тебе. — Но теперь уже явно, что нам желательно рассмотреть, насколько правы лица, управляющие без законов.
Сокр. Мл. Как не явно!
Ин. Хотя некоторым образом верно, что законодательство есть дело искусства царского, но лучше всего, когда не законы имеют силу[1], а царственное лицо, мудро пользующееся властью. Знаешь ли, почему это?
Сокр. Мл. Почему же, говоришь?
Ин. Потому что никогда закон не может с точностью B. и вполне обнять превосходнейшее и справедливейшее, чтобы предписывать всем наилучшее. Ведь несходства между людьми и делами, и то, что ничто человеческое ни на минуту, просто сказать, не остается в покое ни в чём, — не позволяют никакому искусству проявиться в форме простой для всех людей и на все времена. Вероятно, согласимся в этом?
Сокр. Мл. Как же.
Ин. А закон-то, видим, стремится почти к тому самому, чего требует какой-нибудь упрямый и необразованный человек, не позволяющий никому ни делать что-либо C. вопреки его приказанию, ни спрашивать, хотя бы даже
——————
- ↑ Это, как известно, есть положение пифагорейское (Vаlcken. ad Herodot. III, 38). С этим согласно и то, что говорится De legg. IX, p. 875 C, где признается делом неблагоприличным, унизительным мужа мудрого и поистине божественного подчинять законам человеческим.
волительно. Поэтому и Асту, вместо δεῖν, хотелось читать ἐξεῖναι. Хотя это чтение и в самом деле представляется правдоподобным, однако удовлетвориться им нельзя; потому что мудрый царь, по положению иностранца, иногда действительно должен управлять без законов. Когда, наприм., чувствуется недостаток в хороших законах, ему больше ничего не остается, как следовать собственным своим соображениям и, не обращая внимания на недостаточные отечественные постановления, самому думать о способах привести государство в состояние благоустроенное.
