ствомъ, но есть непрерывное одно, ἕν σονεχές; что это сущее есть бытіе простое, однообразное, всегда состоятельное и себѣ равное, ибо οὐδὲ διαίρετόν ἐστιν, ἐπεὶ πᾶν ἐστὶν ὁμοῖον, οὐδὲ τί πῇ μᾶλλον τό κεν εἴργοι μιν συνέχεσθαι, οὐδὲ τι χειρότερον. Посему многіе полагали, что у Парменида все есть одно. Такъ думали, между прочими, Платонъ (Theaet. p. 180 D, E; Sophist. p. 242 D) и Аристотель (Met. III, 4); и мнѣніе это, въ болѣе тонкомъ его значеніи, дѣйствительно, не чуждо Парменидову взгляду. Надо впрочемъ замѣтить, что подъ своимъ τὸ ὂν Парменидъ не разумѣлъ ни неба, ни боговъ, ни Платоновыхъ идей, ни начала видимыхъ вещей, — даже не разумѣлъ, думаемъ, и такъ называемой субстанціи, разлитой по всему міру, въ значеніи и матеріи и божественной силы, что̀ хотѣлъ видѣть въ его ученіи Брандисъ (Commentt. Eleatt. p. 176 и 181). Мнѣ представляется болѣе вѣроятнымъ мнѣніе тѣхъ, которые въ Парменидовомъ τὰ ὄντα угадывали природу его οὐσίας, отображающуюся въ душѣ, и въ то же время, въ силу объективнаго ея бытія, разлитую во всѣхъ явленіяхъ; это терминъ, которымъ Парменидъ тонко отличалъ отъ природы вещей измѣняющихся то, что̀ составляетъ основаніе ихъ бытія. Такой именно смыслъ приписывалъ Парменидову ученію о сущемъ еще древній толкователь Аристотеля Симплицій (Commentar. ad Phys. fol. 5, p. 2; fol. 9, 1; fol. 17, 2; fol. 15, 1 et al.) Принявъ это мнѣніе за вѣрное, мы легче поймемъ и прочіе пункты философіи Парменида. Не смотря на то, что сущее представлялось ему безконечнымъ, не ограниченнымъ никакими предѣлами мѣста и времени, онъ мыслилъ его однакожъ тожественнымъ, слѣдовательно связаннымъ нѣкоторою формою (v. 90 sqq.): Ταὐτόν τ᾽ἐν ταὐτῷ τε μένον καθ᾽ ἑαοτό τε κεῖται. Οὕτως ἔμπεδον αὖθιμένει· κρατερὴ γὰρ ἀνάγκη Πείρατος ἐν δεσμοῖσιν ἔχει, τὸ μιν ἀμφὶς ἐέργει. Οὕνεκεν οὐκ ἀτελεύτητον τὸ ἐὸν θέμις εἶναι. Ἔστι γὰρ οὐκ ἐπιδεοές· μή ἐόν δὲ κε (т. е. οὐκ ἀτελεότητον) παντὸς ἐδεῖτο. Быть не можетъ, говоритъ онъ, чтобы сущему, свободному отъ всѣхъ временныхъ и мѣстныхъ ограниченій, не былъ свойственъ ника-
ством, но есть непрерывное одно, ἕν σονεχές; что это сущее есть бытие простое, однообразное, всегда состоятельное и себе равное, ибо οὐδὲ διαίρετόν ἐστιν, ἐπεὶ πᾶν ἐστὶν ὁμοῖον, οὐδὲ τί πῇ μᾶλλον τό κεν εἴργοι μιν συνέχεσθαι, οὐδὲ τι χειρότερον. Посему многие полагали, что у Парменида всё есть одно. Так думали, между прочими, Платон (Theaet. p. 180 D, E; Sophist. p. 242 D) и Аристотель (Met. III, 4); и мнение это, в более тонком его значении, действительно, не чуждо Парменидову взгляду. Надо впрочем заметить, что под своим τὸ ὂν Парменид не разумел ни неба, ни богов, ни Платоновых идей, ни начала видимых вещей, — даже не разумел, думаем, и так называемой субстанции, разлитой по всему миру, в значении и материи и божественной силы, что̀ хотел видеть в его учении Брандис (Commentt. Eleatt. p. 176 и 181). Мне представляется более вероятным мнение тех, которые в Парменидовом τὰ ὄντα угадывали природу его οὐσίας, отображающуюся в душе, и в то же время, в силу объективного её бытия, разлитую во всех явлениях; это термин, которым Парменид тонко отличал от природы вещей изменяющихся то, что̀ составляет основание их бытия. Такой именно смысл приписывал Парменидову учению о сущем еще древний толкователь Аристотеля Симплиций (Commentar. ad Phys. fol. 5, p. 2; fol. 9, 1; fol. 17, 2; fol. 15, 1 et al.) Приняв это мнение за верное, мы легче поймем и прочие пункты философии Парменида. Не смотря на то, что сущее представлялось ему бесконечным, не ограниченным никакими пределами места и времени, он мыслил его однакож тожественным, следовательно связанным некоторою формою (v. 90 sqq.): Ταὐτόν τ᾽ἐν ταὐτῷ τε μένον καθ᾽ ἑαοτό τε κεῖται. Οὕτως ἔμπεδον αὖθιμένει· κρατερὴ γὰρ ἀνάγκη Πείρατος ἐν δεσμοῖσιν ἔχει, τὸ μιν ἀμφὶς ἐέργει. Οὕνεκεν οὐκ ἀτελεύτητον τὸ ἐὸν θέμις εἶναι. Ἔστι γὰρ οὐκ ἐπιδεοές· μή ἐόν δὲ κε (т. е. οὐκ ἀτελεότητον) παντὸς ἐδεῖτο. Быть не может, говорит он, чтобы сущему, свободному от всех временных и местных ограничений, не был свойствен ника-
