δύο τὰ ἄπειρα, τὸ μέγα καὶ τὸ μικρόν (ibid. III, 6). Онъ допустилъ δύο ἄπειρα потому, что, и при увеличеніи и при умаленіи, τὸ ἄππειρον идетъ равно въ безпредѣльность. И такъ, Платонъ, чтобы точнѣе опредѣлить природу безконечнаго, назвалъ ее именемъ великаго и малаго; ибо видѣлъ въ ней то, что, не имѣя никакихъ предѣловъ, она можетъ и возрастать и умаляться безъ конца, слѣдовательно исключаетъ всякій законъ, всякую форму или отношеніе: это — безконечная необразованная матерія. Если же, по Платону, такова безконечная сущность идей, то нѣтъ никакого сомнѣнія, что и одно, которое описалъ Парменидъ въ первой части своего разсужденія, представляетъ собою, какъ мы сказали, безконечное начало тѣхъ же идей, въ значеніи безформеннаго матеріала, ничѣмъ не опредѣленнаго и не подчиненнаго никакимъ законамъ. Вѣдь никакъ нельзя сказать, что свои идеи Платонъ заключилъ только въ умѣ божественномъ или человѣческомъ, не давая имъ мѣста въ природѣ объективной. Онъ отъ природы ихъ только отвлекъ всякую мысль о земной матеріальности и представлялъ ихъ какъ бы видами понятій, принятыми умомъ и вмѣстѣ съ тѣмъ положенными по себѣ, такъ что онѣ весьма подобны природѣ ума и, какъ подобныя, познаются подобнымъ. По ученію Платона, человѣческіе умы причастны божества (см. Tim., Phileb., Phaedr., Phaed.); посему они отъ вѣчности были созерцателями идей божественныхъ и познаніе ихъ перенесли съ собою въ эту жизнь. Если же такъ, то ясно, что, полагая идеи сами по себѣ, Платонъ созерцалъ ихъ какъ бы въ отдѣльности отъ вещей чувствопостигаемыхъ; и слова Аристотеля очень вѣрны (Metaph. I, 6, p. 20, ed. Brand.), Πλάτωνα τὰς ἰδέας χωρίσαι, или χωριστὰς ποιῆσαι, также, что онъ представлялъ ихъ παρὰ τὰ αἰσθητά (ibid. II, 2; VI, 2; XII, 4, p. 266). А еще яснѣе высказываетъ ту же мысль Тертулліанъ (De anima, с. 18): Vult Plato esse quasdam substantias invisibiles, incorporeas, supermundiales, divinas et aeternas, quas appellat ideas. Скажемъ коротко: идеи суть не что
δύο τὰ ἄπειρα, τὸ μέγα καὶ τὸ μικρόν (ibid. III, 6). Он допустил δύο ἄπειρα потому, что, и при увеличении и при умалении, τὸ ἄππειρον идет равно в беспредельность. Итак, Платон, чтобы точнее определить природу бесконечного, назвал ее именем великого и малого; ибо видел в ней то, что, не имея никаких пределов, она может и возрастать и умаляться без конца, следовательно исключает всякий закон, всякую форму или отношение: это — бесконечная необразованная материя. Если же, по Платону, такова бесконечная сущность идей, то нет никакого сомнения, что и одно, которое описал Парменид в первой части своего рассуждения, представляет собою, как мы сказали, бесконечное начало тех же идей, в значении бесформенного материала, ничем не определенного и не подчиненного никаким законам. Ведь никак нельзя сказать, что свои идеи Платон заключил только в уме божественном или человеческом, не давая им места в природе объективной. Он от природы их только отвлек всякую мысль о земной материальности и представлял их как бы видами понятий, принятыми умом и вместе с тем положенными по себе, так что они весьма подобны природе ума и, как подобные, познаются подобным. По учению Платона, человеческие умы причастны божества (см. Tim., Phileb., Phaedr., Phaed.); посему они от вечности были созерцателями идей божественных и познание их перенесли с собою в эту жизнь. Если же так, то ясно, что, полагая идеи сами по себе, Платон созерцал их как бы в отдельности от вещей чувствопостигаемых; и слова Аристотеля очень верны (Metaph. I, 6, p. 20, ed. Brand.), Πλάτωνα τὰς ἰδέας χωρίσαι, или χωριστὰς ποιῆσαι, также, что он представлял их παρὰ τὰ αἰσθητά (ibid. II, 2; VI, 2; XII, 4, p. 266). А еще яснее высказывает ту же мысль Тертуллиан (De anima, с. 18): Vult Plato esse quasdam substantias invisibiles, incorporeas, supermundiales, divinas et aeternas, quas appellat ideas. Скажем коротко: идеи суть не что
