иное, какъ понятія, не въ умѣ только заключающіяся, но и дѣйствительно (объективно) существующія, — то есть, происшедшія отъ самого Божества.
Переходимъ теперь ко второму отдѣлу первой части Парменидова разсужденія объ одномъ. Если одно есть, говоритъ Парменидъ, то оно не можетъ не соединяться съ сущностію (ибо гдѣ есть ἐστί, или τὸ ὄν, тамъ необходимо должна быть и οὐσία). А когда соединяется въ немъ природа единства и сущности, тогда оно, очевидно, состоитъ изъ частей; состоя же изъ частей, называется уже цѣлымъ. И такъ, поколику одно есть, необходимо понимать его какъ цѣлое. Но, полагаемъ ли мы одно сущимъ, или сущее — однимъ, въ томъ и другомъ случаѣ можно будетъ конечное сущее принять за безчисленное множество. Обѣ части цѣлаго — единство и сущность — такъ тѣсно между собою связаны, что одна отъ другой никакимъ образомъ отдѣлены быть не могутъ. Изъ этого явно, что ничто не мѣшаетъ какъ единство, такъ и сущность опять разсматривать въ двухъ частяхъ, и такое раздѣленіе ихъ, по тѣсной связи между ними, возможно будетъ по отношенію къ каждой новой части; а отсюда произойдетъ безконечное множество частей, и одно, по множеству ихъ, окажется безконечнымъ. Притомъ, такъ какъ одно и соединенная съ нимъ сущность стоятъ сами по себѣ, то они между собою различны; слѣдовательно, различіе надобно приписать и первому, и послѣдней. А такимъ образомъ къ тѣмъ двумъ природамъ, къ единству и сущности, прибавится еще третья, называемая различіемъ; и въ единствѣ, поколику съ нимъ соединена сущность, будутъ содержаться числа — двоичное и троичное. Но изъ соединенія числа двоичнаго и троичнаго раждаются всѣ прочія числа; слѣдовательно, нѣтъ ни одного изъ нихъ, котораго нельзя было бы приписать тому есть. Далѣе: такъ какъ всѣ числа причастны сущности, каждое же изъ нихъ, разсматриваемое само по себѣ, можетъ представляться какъ простое одно; то къ каждой части сущности присоединяется
иное, как понятия, не в уме только заключающиеся, но и действительно (объективно) существующие, — то есть, происшедшие от самого Божества.
Переходим теперь ко второму отделу первой части Парменидова рассуждения об одном. Если одно есть, говорит Парменид, то оно не может не соединяться с сущностью (ибо где есть ἐστί, или τὸ ὄν, там необходимо должна быть и οὐσία). А когда соединяется в нём природа единства и сущности, тогда оно, очевидно, состоит из частей; состоя же из частей, называется уже целым. Итак, поколику одно есть, необходимо понимать его как целое. Но, полагаем ли мы одно сущим, или сущее — одним, в том и другом случае можно будет конечное сущее принять за бесчисленное множество. Обе части целого — единство и сущность — так тесно между собою связаны, что одна от другой никаким образом отделены быть не могут. Из этого явно, что ничто не мешает как единство, так и сущность опять рассматривать в двух частях, и такое разделение их, по тесной связи между ними, возможно будет по отношению к каждой новой части; а отсюда произойдет бесконечное множество частей, и одно, по множеству их, окажется бесконечным. Притом, так как одно и соединенная с ним сущность стоят сами по себе, то они между собою различны; следовательно, различие надобно приписать и первому, и последней. А таким образом к тем двум природам, к единству и сущности, прибавится еще третья, называемая различием; и в единстве, поколику с ним соединена сущность, будут содержаться числа — двоичное и троичное. Но из соединения числа двоичного и троичного рождаются все прочие числа; следовательно, нет ни одного из них, которого нельзя было бы приписать тому есть. Далее: так как все числа причастны сущности, каждое же из них, рассматриваемое само по себе, может представляться как простое одно; то к каждой части сущности присоединяется
