конечнымъ и безконечнымъ, однимъ и многимъ. Такимъ же образомъ будетъ оно казаться подобнымъ и не подобнымъ. Вотъ какъ иногда картины, если смотришь на нихъ издали, кажутся очень похожими, а вблизи различными: такъ и тѣ массы прочаго, если смотрѣть на нихъ слегка, представляются подобными, а всмотрись пристальнѣе, — не имѣютъ ничего сходнаго. Не съ меньшимъ правомъ можно сказать и то, что онѣ кажутся касающимися и не касающимися одна другой, совершающими всякаго рода движеніе и покоющимися, происходящими и погибающими (p. 164 B — 165 D).
Искусство, съ какимъ развитъ этотъ отдѣлъ разсужденія, весьма замѣчательно. Съ перваго взгляда, онъ какъ будто весь состоитъ изъ положеній странныхъ и покрытъ непроницаемымъ мракомъ; но, по внимательномъ изслѣдованіи, въ немъ находишь превосходный очеркъ отношенія между отрицательно ограниченными понятіями и вещами чувствопостигаемыми. Смыслъ формулы: ἓν εἰ μὴ ἔστιν, въ этомъ мѣстѣ, вѣроятно, не возбудитъ недоумѣнія. Τὸ εἶναι здѣсь отрицается не просто и не совершенно, а только сравнительно. Это видно изъ того, что τὰ ἄλλα опредѣляются различными свойствами, которыхъ, при полномъ отсутствіи въ нихъ сущности, не было бы. Посему ясно, что здѣсь изслѣдывается особенно то, что̀ должно статься съ прочимъ, какъ скоро полагаются идеи, ограниченныя отрицательными признаками, и потому отличныя отъ понятій утвердительныхъ. Подъ словомъ же прочее, τὰ ἄλλα, въ этомъ отдѣлѣ надобно понимать совсѣмъ не то, что̀ понимаемо было подъ нимъ въ прежнихъ разсужденіяхъ. Идеи, ограниченныя утвердительно, отличны отъ идей, ограниченныхъ признаками отрицательными, и, находясь во взаимномъ съ ними отношеніи, указываютъ на то самое, что положено отрицать въ нихъ. Но другое дѣло — недѣлимыя, или вещи частныя. Когда онѣ ограничиваются отрицательностію самыхъ идей и по этому различаются, онѣ не могутъ отличаться отъ идей отрицательно конечныхъ, а отличаются взаимно — отъ недѣлимыхъ же, съ ко-
конечным и бесконечным, одним и многим. Таким же образом будет оно казаться подобным и не подобным. Вот как иногда картины, если смотришь на них издали, кажутся очень похожими, а вблизи различными: так и те массы прочего, если смотреть на них слегка, представляются подобными, а всмотрись пристальнее, — не имеют ничего сходного. Не с меньшим правом можно сказать и то, что они кажутся касающимися и не касающимися одна другой, совершающими всякого рода движение и покоящимися, происходящими и погибающими (p. 164 B — 165 D).
Искусство, с каким развит этот отдел рассуждения, весьма замечательно. С первого взгляда, он как будто весь состоит из положений странных и покрыт непроницаемым мраком; но, по внимательном исследовании, в нём находишь превосходный очерк отношения между отрицательно ограниченными понятиями и вещами чувствопостигаемыми. Смысл формулы: ἓν εἰ μὴ ἔστιν, в этом месте, вероятно, не возбудит недоумения. Τὸ εἶναι здесь отрицается не просто и не совершенно, а только сравнительно. Это видно из того, что τὰ ἄλλα определяются различными свойствами, которых, при полном отсутствии в них сущности, не было бы. Посему ясно, что здесь исследывается особенно то, что̀ должно статься с прочим, как скоро полагаются идеи, ограниченные отрицательными признаками, и потому отличные от понятий утвердительных. Под словом же прочее, τὰ ἄλλα, в этом отделе надобно понимать совсем не то, что̀ понимаемо было под ним в прежних рассуждениях. Идеи, ограниченные утвердительно, отличны от идей, ограниченных признаками отрицательными, и, находясь во взаимном с ними отношении, указывают на то самое, что положено отрицать в них. Но другое дело — неделимые, или вещи частные. Когда они ограничиваются отрицательностью самых идей и поэтому различаются, они не могут отличаться от идей отрицательно конечных, а отличаются взаимно — от неделимых же, с ко-
