гается оно діалектически, такъ, что возводится къ основнымъ своимъ началамъ и причинамъ. Можно догадываться, что въ этомъ діалогѣ философъ придерживался обычныхъ пріемовъ своей школы, и этимъ-то, вѣроятно, объясняется, почему у Аристотеля ученіе, заимствованное изъ школы Платоновой, сохраняетъ тѣ самыя формы выраженія, какія господствуютъ въ Парменидѣ. Кто не знаетъ, что между способами школьнаго и популярнаго изложенія однихъ и тѣхъ же мыслей весьма большое различіе, и однакожъ изъ этого еще не слѣдуетъ, чтобъ они противорѣчили одинъ другому? Положимъ, ни въ одномъ Платоновомъ разговорѣ мы не найдемъ такого именно сочетанія понятій, какое видимъ въ Парменидѣ: что «одно» полагается какъ безконечное и конечное, что «прочее» также безконечно и конечно, что сила и природа обоихъ этихъ моментовъ опредѣляетъ норму всѣхъ существующихъ между вещами отношеній, что эти понятія могутъ быть разсматриваемы либо какъ абсолютныя, либо какъ относительныя; положимъ, въ другихъ Платоновыхъ сочиненіяхъ нѣтъ нигдѣ подобныхъ этимъ сопоставленій: однакожъ мысли эти по существу таковы, что нисколько не противорѣчатъ ученію Платона, и взятыя порознь найдутъ себѣ подтвержденіе почти въ каждомъ его діалогѣ. Для опроверженія всѣхъ возраженій противъ подлинности Парменида всего вѣрнѣе служило бы свидѣтельство или указаніе Аристотеля. Но Аристотель, хотя и очень нерѣдко обращается къ ученію Платона объ идеяхъ, какъ оно изложено преимущественно въ Парменидѣ, нигдѣ однако не упоминаетъ прямо объ этомъ разговорѣ, какъ о сочиненіи Платоновомъ. Молчаніе о немъ стагирскаго философа легко объясняется тѣмъ, что онъ не имѣлъ надобности обращаться къ которой либо книгѣ Платона для изученія предмета, который такъ хорошо былъ ему извѣстенъ изъ устныхъ уроковъ самого учителя. Есть впрочемъ мнѣніе, что, пытаясь опровергнуть Платонову теорію идей, Аристотель въ одномъ мѣстѣ повторяетъ въ перифразѣ тѣ самыя мысли изъ Парменида, ко-
гается оно диалектически, так, что возводится к основным своим началам и причинам. Можно догадываться, что в этом диалоге философ придерживался обычных приемов своей школы, и этим-то, вероятно, объясняется, почему у Аристотеля учение, заимствованное из школы Платоновой, сохраняет те самые формы выражения, какие господствуют в Пармениде. Кто не знает, что между способами школьного и популярного изложения одних и тех же мыслей весьма большое различие, и однакож из этого еще не следует, чтоб они противоречили один другому? Положим, ни в одном Платоновом разговоре мы не найдем такого именно сочетания понятий, какое видим в Пармениде: что «одно» полагается как бесконечное и конечное, что «прочее» также бесконечно и конечно, что сила и природа обоих этих моментов определяет норму всех существующих между вещами отношений, что эти понятия могут быть рассматриваемы либо как абсолютные, либо как относительные; положим, в других Платоновых сочинениях нет нигде подобных этим сопоставлений: однакож мысли эти по существу таковы, что нисколько не противоречат учению Платона, и взятые порознь найдут себе подтверждение почти в каждом его диалоге. Для опровержения всех возражений против подлинности Парменида всего вернее служило бы свидетельство или указание Аристотеля. Но Аристотель, хотя и очень нередко обращается к учению Платона об идеях, как оно изложено преимущественно в Пармениде, нигде однако не упоминает прямо об этом разговоре, как о сочинении Платоновом. Молчание о нём стагирского философа легко объясняется тем, что он не имел надобности обращаться к которой-либо книге Платона для изучения предмета, который так хорошо был ему известен из устных уроков самого учителя. Есть впрочем мнение, что, пытаясь опровергнуть Платонову теорию идей, Аристотель в одном месте повторяет в перифразе те самые мысли из Парменида, ко-
