D. имѣя само знаніе, будетъ ли въ состояніи знать то, что у насъ? — Почему же не быть? — Потому, сказалъ Парменидъ, что ни тѣ виды, какъ мы согласились, Сократъ, не имѣютъ значенія, какое имѣютъ, по отношенію къ тому, что̀ у насъ, ни то, что̀ у насъ — по отношенію къ нимъ, — но что то̀ и другое относится само къ себѣ. — Да, согласились. — Посему если у Бога — само совершеннѣйшее господство и само совершеннѣйшее E. знаніе, то ни господство ихъ никогда не могло бы надъ нами господствовать, ни знаніе ихъ не могло бы насъ, или что иное у насъ, знать. Какъ мы не начальствуемъ надъ ними дѣйствующимъ у насъ начальствованіемъ, и не знаемъ ничего божественнаго нашимъ знаніемъ; такимъ же образомъ и они, — если боги, то не господа наши, и не знаютъ человѣческихъ дѣлъ. — Но не слишкомъ ли странно будетъ это положеніе, сказалъ Сократъ, если кто Богу откажетъ въ 135. знаніи? — Однакожъ это, Сократъ, продолжалъ Парменидъ, и весьма многое иное кромѣ этого, необходимо связано съ видами, если они суть идеи существенностей, и если будемъ каждый изъ нихъ опредѣлять какъ что-то само по себѣ; такъ что слушатель станетъ недоумѣвать и сомнѣваться: есть ли въ самомъ дѣлѣ такіе виды, а когда они непремѣнно есть, то вѣдь крайне необходимо быть имъ для природы человѣческой не познаваемыми. И кто такъ говоритъ, тому не только кажется, что онъ судитъ здраво, но даже, какъ мы сейчасъ сказали, удивительно было бы, если бы говорящаго это можно было переувѣрить. Надо быть чело-
усматриванія съ природою его не сообразенъ. Все это доказательство Парменида не худо излагаетъ Проклъ, T. V, p. 225: Ὡς ἄρα ἔχει τὸ γιγνῶσκον φύσεως, οὕτως ἒχει καὶ ἡ γνῶσις, ἀλλ᾽ οὐχ ὡς ἔστι τὸ γιγνωσκόμενον, οὕτως ὑπὸ πάντων γιγνώσκεσθαι πέφυκεν, ἀλλὰ κρειττόνως μὲν ὑπὸ τῶν κρειττόνων, ὑφειμένως δὲ ἐκ τῶν καταδεεστέρων. Τί οὖν θαυμαστόν, ἐι καὶ ὁ θεὸς γιγνώσκει πάντα ὡς πέφυκεν, ἀμερίστως μὲν τὰ μεριστά, μονοειδῶς δὲ τὰ πεπληθυσμένα, ἀϊδίως δὲ τὰ γεννητά, κ. τ. λ. Жаль, что этотъ взглядъ древнихъ философовъ не привился къ мышленію философіи современной, а въ новѣйшемъ раціонализмѣ встрѣтилъ начала, даже прямо враждебныя. Впрочемъ Парменидъ доводитъ свои заключенія до крайности, и сближается почти съ положеніями деизма.
D. имея само знание, будет ли в состоянии знать то, что у нас? — Почему же не быть? — Потому, сказал Парменид, что ни те виды, как мы согласились, Сократ, не имеют значения, какое имеют, по отношению к тому, что̀ у нас, ни то, что̀ у нас — по отношению к ним, — но что то̀ и другое относится само к себе. — Да, согласились. — Посему если у Бога — само совершеннейшее господство и само совершеннейшее E. знание, то ни господство их никогда не могло бы над нами господствовать, ни знание их не могло бы нас, или что иное у нас, знать. Как мы не начальствуем над ними действующим у нас начальствованием, и не знаем ничего божественного нашим знанием; таким же образом и они, — если боги, то не господа наши, и не знают человеческих дел. — Но не слишком ли странно будет это положение, сказал Сократ, если кто Богу откажет в 135. знании? — Однакож это, Сократ, продолжал Парменид, и весьма многое иное кроме этого, необходимо связано с видами, если они суть идеи существенностей, и если будем каждый из них определять как что-то само по себе; так что слушатель станет недоумевать и сомневаться: есть ли в самом деле такие виды, а когда они непременно есть, то ведь крайне необходимо быть им для природы человеческой не познаваемыми. И кто так говорит, тому не только кажется, что он судит здраво, но даже, как мы сейчас сказали, удивительно было бы, если бы говорящего это можно было переуверить. Надо быть чело-
——————
усматривания с природою его не сообразен. Всё это доказательство Парменида не худо излагает Прокл, T. V, p. 225: Ὡς ἄρα ἔχει τὸ γιγνῶσκον φύσεως, οὕτως ἒχει καὶ ἡ γνῶσις, ἀλλ᾽ οὐχ ὡς ἔστι τὸ γιγνωσκόμενον, οὕτως ὑπὸ πάντων γιγνώσκεσθαι πέφυκεν, ἀλλὰ κρειττόνως μὲν ὑπὸ τῶν κρειττόνων, ὑφειμένως δὲ ἐκ τῶν καταδεεστέρων. Τί οὖν θαυμαστόν, ἐι καὶ ὁ θεὸς γιγνώσκει πάντα ὡς πέφυκεν, ἀμερίστως μὲν τὰ μεριστά, μονοειδῶς δὲ τὰ πεπληθυσμένα, ἀϊδίως δὲ τὰ γεννητά, κ. τ. λ. Жаль, что этот взгляд древних философов не привился к мышлению философии современной, а в новейшем рационализме встретил начала, даже прямо враждебные. Впрочем Парменид доводит свои заключения до крайности, и сближается почти с положениями деизма.
