ничего, невозможно ему быть чѣмъ либо во всемъ томъ, въ чемъ оно есть ничто ничему, — ни часть, ни что бы то ни было иное. — Явно, что такъ. — Стало быть, часть есть часть не многаго, и не всего, а нѣкоторой одной идеи и чего-то одного, что мы называемъ цѣлымъ, которое изъ всего стало E. совершеннымъ однимъ; этого-то частію должна быть часть. — Безъ сомнѣнія, такъ. — Слѣдовательно, если иное имѣетъ части, то оно будетъ также причастно цѣлаго и одного. — Конечно. — Стало быть, иное относительно одного необходимо есть одно совершенное, цѣлое, имѣющее части. — Необходимо. — Да и для каждой части-то тотъ же законъ; вѣдь и ей необходимо быть причастною одного: если, то есть, каждая изъ нихъ — часть, то каждое-то означаетъ, конечно, нѣчто одно, отдѣленное отъ инаго и существующее по 158. себѣ, какъ скоро ужъ будетъ каждое. — Правильно. — Но если оно будетъ причастно одного, то явно, что будетъ причастно какъ иное, а не одно; ибо иначе не пріобщалось бы, а было бы самымъ однимъ; быть же чему одному, кромѣ самого одного, вѣроятно, невозможно[1]. — Невозможно. — Но пріобщаться-то одного необходимо и цѣлому, и части: первое будетъ оттого однимъ цѣлымъ, котораго частями будутъ части; а каждая часть — опять одной частью цѣлаго, которое будетъ цѣлымъ части. — Такъ. — То, что причастно одного, не будетъ ли пріобщаться какъ отличное отъ него? — Ка̀къ же иначе. — Отличное же отъ одного, будетъ, вѣроятно, многое; B.
- ↑ Надобно замѣтить, что τὰ ἄλλα, хотя выходятъ конечными по силѣ одного, однакожъ этимъ именемъ никакъ не равняются съ однимъ; ибо то одно имѣетъ такую особенность, что есть одно въ совершенствѣ, а τὰ ἄλλα, будучи по природѣ πλήθη, — многими до безконечности, — хотя и оставляютъ безконечность, однакожъ не имѣютъ самаго существа идеи: они только принимаютъ въ ней участіе и такимъ образомъ становятся μόρια, — частицами, причастными единства. Если же такъ, то Платонъ, очевидно, приближался къ мнѣнію тѣхъ физиковъ, которые допускали многое; ибо матерію тѣлъ отъ высшаго начала истинной сущности отличалъ особенно тѣмъ, что она не имѣетъ единства и заключаетъ въ себѣ множество. Матерія тѣлъ, разсматриваемая сама по себѣ, не имѣетъ истинной сущности, но приходитъ въ общеніе съ нею только такъ, что развивается и располагается по образцу идей.
ничего, невозможно ему быть чем-либо во всём том, в чём оно есть ничто ничему, — ни часть, ни что бы то ни было иное. — Явно, что так. — Стало быть, часть есть часть не многого, и не всего, а некоторой одной идеи и чего-то одного, что мы называем целым, которое из всего стало E. совершенным одним; этого-то частью должна быть часть. — Без сомнения, так. — Следовательно, если иное имеет части, то оно будет также причастно целого и одного. — Конечно. — Стало быть, иное относительно одного необходимо есть одно совершенное, целое, имеющее части. — Необходимо. — Да и для каждой части-то тот же закон; ведь и ей необходимо быть причастною одного: если, то есть, каждая из них — часть, то каждое-то означает, конечно, нечто одно, отделенное от инаго и существующее по 158. себе, как скоро уж будет каждое. — Правильно. — Но если оно будет причастно одного, то явно, что будет причастно как иное, а не одно; ибо иначе не приобщалось бы, а было бы самым одним; быть же чему одному, кроме самого одного, вероятно, невозможно[1]. — Невозможно. — Но приобщаться-то одного необходимо и целому, и части: первое будет оттого одним целым, которого частями будут части; а каждая часть — опять одной частью целого, которое будет целым части. — Так. — То, что причастно одного, не будет ли приобщаться как отличное от него? — Ка̀к же иначе. — Отличное же от одного, будет, вероятно, многое; B.
——————
- ↑ Надобно заметить, что τὰ ἄλλα, хотя выходят конечными по силе одного, однакож этим именем никак не равняются с одним; ибо то одно имеет такую особенность, что есть одно в совершенстве, а τὰ ἄλλα, будучи по природе πλήθη, — многими до бесконечности, — хотя и оставляют бесконечность, однакож не имеют самого существа идеи: они только принимают в ней участие и таким образом становятся μόρια, — частицами, причастными единства. Если же так, то Платон, очевидно, приближался к мнению тех физиков, которые допускали многое; ибо материю тел от высшего начала истинной сущности отличал особенно тем, что она не имеет единства и заключает в себе множество. Материя тел, рассматриваемая сама по себе, не имеет истинной сущности, но приходит в общение с нею только так, что развивается и располагается по образцу идей.
