потому что если бы иное относительно одного было и не одно, и не больше одного, то оно было бы ничто. — Конечно, такъ. — А когда того, что̀ причастно одной части и одного цѣлаго, больше одного, то не необходимо ли уже тому-то самому, принимающему одно, быть, по количеству, безпредѣльнымъ? — Какъ? — Посмотримъ вотъ съ какой стороны: не правда ли, что, тогда какъ вещь принимаетъ одно, она принимаетъ его еще не будучи ни однимъ, ни причастнымъ одного? C. — Явно. — Но будучи многимъ, въ чемъ нѣтъ одного? — Конечно, многимъ. — Такъ что же? если бы мы захотѣли мысленно отдѣлить отъ этого самое, сколько возможно, малое, то не необходимо ли, чтобы и это отдѣленное, такъ какъ оно не причастно одного, было многимъ, а не однимъ? — Необходимо. — И для того, кто всегда такъ наблюдаетъ отличную природу вида[1], самою по себѣ, сколько можемъ мы всякій разъ ее видѣть, не будетъ ли она, по множеству, безпредѣльна? — Безъ сомнѣнія, такъ. — А когда каждая часть становится одною частію[2], тогда части имѣютъ уже предѣлъ D. и одна въ отношеніи къ другой и въ отношеніи къ цѣлому, равно какъ цѣлое — въ отношеніи къ частямъ. — Совершенно такъ. — Значитъ, иному относительно одного, когда произойдетъ общеніе самого его съ однимъ, приходится[3], какъ видно, проявлять нѣчто отличное въ самомъ себѣ, что̀ даетъ предѣлъ одному въ отношеніи къ другому, тогда какъ природа инаго сама по себѣ даетъ безпредѣльность. —
- ↑ Τὴν ἑτέραν φύσιν τοῦ εἴδους, т. e., τὸ εἶδος τῶν ἐτέρων, весь тотъ родъ ихъ, который мы понимаемъ какъ отличный отъ одного. Вмѣсто этого, Парменидъ не безъ причины говоритъ: отличную природу того вида; ибо держится такой мысли, что даже самомалѣйшія частицы τῶν ἄλλων будутъ опять безконечны, такъ какъ τὰ ἄλλα сами по себѣ не имѣютъ никакого единства.
- ↑ То есть, когда каждая частица, бывшая, сама по себѣ, безконечною и какъ бы расплывавшаяся на безчисленныя части, становится частію, какъ часть цѣлаго, и выходитъ конечною.
- ↑ Изъ того, что одно и иное соединены нѣкоторою общностію, Парменидъ выводитъ то, что иному, по природѣ безконечному, становится присущъ предѣлъ. И такъ, τὰ ἄλλα, или вещи чувствопостигаемыя, по словамъ Парменида, ограничиваются силою и природою τοῦ ἐνός ὄντος.
потому что если бы иное относительно одного было и не одно, и не больше одного, то оно было бы ничто. — Конечно, так. — А когда того, что̀ причастно одной части и одного целого, больше одного, то не необходимо ли уже тому-то самому, принимающему одно, быть, по количеству, беспредельным? — Как? — Посмотрим вот с какой стороны: не правда ли, что, тогда как вещь принимает одно, она принимает его еще не будучи ни одним, ни причастным одного? C. — Явно. — Но будучи многим, в чём нет одного? — Конечно, многим. — Так что же? если бы мы захотели мысленно отделить от этого самое, сколько возможно, малое, то не необходимо ли, чтобы и это отделенное, так как оно не причастно одного, было многим, а не одним? — Необходимо. — И для того, кто всегда так наблюдает отличную природу вида[1], самою по себе, сколько можем мы всякий раз ее видеть, не будет ли она, по множеству, беспредельна? — Без сомнения, так. — А когда каждая часть становится одною частью[2], тогда части имеют уже предел D. и одна в отношении к другой и в отношении к целому, равно как целое — в отношении к частям. — Совершенно так. — Значит, иному относительно одного, когда произойдет общение самого его с одним, приходится[3], как видно, проявлять нечто отличное в самом себе, что̀ дает предел одному в отношении к другому, тогда как природа инаго сама по себе дает беспредельность. —
——————
- ↑ Τὴν ἑτέραν φύσιν τοῦ εἴδους, т. e., τὸ εἶδος τῶν ἐτέρων, весь тот род их, который мы понимаем как отличный от одного. Вместо этого, Парменид не без причины говорит: отличную природу того вида; ибо держится такой мысли, что даже самомалейшие частицы τῶν ἄλλων будут опять бесконечны, так как τὰ ἄλλα сами по себе не имеют никакого единства.
- ↑ То есть, когда каждая частица, бывшая, сама по себе, бесконечною и как бы расплывавшаяся на бесчисленные части, становится частью, как часть целого, и выходит конечною.
- ↑ Из того, что одно и иное соединены некоторою общностью, Парменид выводит то, что иному, по природе бесконечному, становится присущ предел. Итак, τὰ ἄλλα, или вещи чувствопостигаемые, по словам Парменида, ограничиваются силою и природою τοῦ ἐνός ὄντος.
