условный академическій Олимпъ. Самобытный, талантливый и эксцентричный, наивно влюбленный въ себя, но при этомъ вѣрный и самоотверяженный другъ, циникъ въ толпѣ и серьезный, крупный работникъ дома, внѣшне грубый, но чуткій въ душѣ, себяліобивый, независимый и гордый — таковъ былъ этотъ неутомимый боецъ реализма, увѣрявшій въ газетахъ, что онъ — единственный серьезный художникъ своего вѣка. Онъ не стѣснялся выражать свои мнѣнія какъ устно, такъ и печатно, онъ не давалъ забыть о себѣ, затереть себя, онъ постоянно былъ передъ толпой и съ гордымъ убѣжденіемъ несъ свое знамя реализма, и этимъ сослужилъ не меньшую службу искусству, чѣмъ своими картинами.
Онъ былъ демократъ и республиканецъ. Въ 1848 г. его чуть не разстрѣляли, и его спасло только заступничество нѣсколькихъ благонамѣренныхъ людей, любившихъ этого жизнерадостнаго художника.
Его первыя картины (съ 1844 г. по 1849 г.) еще придерживались общепринятыхъ традицій и мирно попадали въ Салонъ. Первой картиной въ новомъ духѣ явилась сцена „Пожара въ Парижѣ“. Чтобы быть вполнѣ правдивымъ Курбе перенесъ свою мастерскую въ казармы пожарныхъ, писалъ этюды при свѣтѣ факеловъ и даже устроился такъ, что для него дѣлали не разъ фальшивую тревогу. Но едва картина была готова, какъ на нее было наложено запрещеніе правительствомъ Наполеона III, усмотрѣвшимъ въ ней какой-то „гражданскій бунтъ». Вотъ почему собственно манифестомъ Курбе явилась слѣдующая картина его „Камнеломы“ (см. № XLVIII), дробящіе щебень. Эта картина, а также „Похороны въ Орнанѣ“, „Моя мастерская“ и много другихъ были имъ выставлены въ 1855 г. на собственной выставкѣ, когда онъ, обиженный неудачнымъ помѣщеніемъ своихъ картинъ на всемірной выставкѣ, взялъ ихъ оттуда и развѣсилъ въ нанятомъ имъ спеціально балаганѣ, съ надписью надъ дверьми: Реализмъ Г. Курбе. „Прекрасное заложено въ природѣ и встрѣчается въ самыхъ разнообразныхъ видахъ… Но художникъ не имѣетъ права измѣнять свое впечатлѣніе, передѣлывать и тѣмъ ослаблять форму. Заложенная въ природѣ красота стоитъ выше всякихъ художественныхъ условностей“. Такъ выразился Курбе въ манифестѣ, напечатанномъ въ день открытия его выставки.
До 1861 г. онъ былъ исключенъ изъ Салона, когда снова была принята картина его „Бой оленей“. Въ послѣдующіе годы онъ рѣже писалъ большія многолюдныя картины, но съ особой любовью портреты, ландшафты и охотничьи сцены, каковы: „Охота на лисицъ“, „Портретъ Прудона съ семьею“, „Долина ГІюи-Нуаръ“ и др. Слава его быстро росла, также, какъ и матеріальный успѣхъ. Никакая область въ живописи не была ему чуждой; съ одинаковымъ успѣхомъ брался онъ за жанръ, какъ и за ландшафты, зa nature morte, какъ и за нагое тѣло, и почти въ каждомъ произведеніи онъ даетъ что-нибудь новое.
Правда, въ его пэйзажахъ нѣтъ лиризма; въ портретах, онъ видитъ только внѣшняго, физическаго человѣка, а не внутренняго, духовнаго. Матеріалистическая тяжеловѣсность и прозаическая добросовѣсность являются типичными его свойствами. Но онъ искренно любит, природу и изображаетъ ее безъ всякихъ мудрствованій, какъ видитъ, съ полной объективностью. Въ этомъ его главная и громадная заслуга.
Послѣдніе годы жизни Курбе были очень печальны. Избранный во время коммуны президентомъ художественной комиссіи, Курбе спасъ не мало произведеній искусства, но долженъ былъ согласиться на низверженіе Вандомской колонны. Послѣ коммуны его приговорили за это къ 6-тимѣсячному тюремному заключенію, а затѣмъ новый процессъ закончился
