до Берестовскаго съѣзда и здѣсь только получила законодательное утвержденіе: въ первомъ случаѣ она изъ законодательства проникла въ обычное право, во второмъ — наоборотъ.
Изложенныя наблюденія надъ разсматриваемымъ памятникомъ приводятъ къ слѣдующимъ заключеніямъ. Обычное право различными путями, между прочимъ, посредствомъ отдѣльныхъ судебныхъ рѣшеній, нерѣдко съ доклада государю, становившихся обязательными прецедентами, проникало въ практику московскихъ судовъ, постепенно накопляя запасъ юридическихъ нормъ, образовавшихъ судебный обычай. Этотъ непрерывный притокъ нормъ обычнаго права въ судебную практику вызывалъ потребность въ періодическомъ пересмотрѣ и пополненіи московскаго судебника, усиливавшуюся еще тѣмъ, что эти нормы, не огражденныя писаннымъ закономъ и не упорядоченныя кодификаціей, могли подавать частый поводъ къ судейскимъ недоразумѣніямъ и даже злоупотребленіямъ. Послѣ второго судебника къ этимъ побужденіямъ прибавилось еще новое: почувствовалась потребность расширить самое содержаніе прежнихъ судебниковъ, скудное положеніями матеріальнаго права. Всѣмъ этимъ и вызванъ былъ въ царствованіе Ѳеодора новый пересмотръ судебника; памятникомъ этого пересмотра остался черновой проектъ, почему-то не получившій, какъ кажется, законодательнаго утвержденія и даже надлежащей кодификаціонной обработки. Между тѣмъ какъ складывалась судебная практика стараго обычнаго права, дополнительными указами къ судебнику создавалось право новое, чисто законодательное, вызывавшееся новыми потребностями государства. Этотъ новый законодательный слой, ложившійся на старый юридическій обычай, хотѣли обособить отъ послѣдняго, можетъ-быть, имѣя въ виду составить изъ него особый сводъ. Не этимъ ли объясняется непонятная на первый взглядъ статья 201-я проекта, запрещающая, вопреки прежнему судебнику, приписывать новые законы къ судебнику проектированному?
до Берестовского съезда и здесь только получила законодательное утверждение: в первом случае она из законодательства проникла в обычное право, во втором — наоборот.
Изложенные наблюдения над рассматриваемым памятником приводят к следующим заключениям. Обычное право различными путями, между прочим, посредством отдельных судебных решений, нередко с доклада государю, становившихся обязательными прецедентами, проникало в практику московских судов, постепенно накопляя запас юридических норм, образовавших судебный обычай. Этот непрерывный приток норм обычного права в судебную практику вызывал потребность в периодическом пересмотре и пополнении московского судебника, усиливавшуюся еще тем, что эти нормы, не огражденные писанным законом и не упорядоченные кодификацией, могли подавать частый повод к судейским недоразумениям и даже злоупотреблениям. После второго судебника к этим побуждениям прибавилось еще новое: почувствовалась потребность расширить само содержание прежних судебников, скудное положениями материального права. Всем этим и вызван был в царствование Феодора новый пересмотр судебника; памятником этого пересмотра остался черновой проект, почему-то не получивший, как кажется, законодательного утверждения и даже надлежащей кодификационной обработки. Между тем как складывалась судебная практика старого обычного права, дополнительными указами к судебнику создавалось право новое, чисто законодательное, вызывавшееся новыми потребностями государства. Этот новый законодательный слой, ложившийся на старый юридический обычай, хотели обособить от последнего, может быть, имея в виду составить из него особый свод. Не этим ли объясняется непонятная на первый взгляд статья 201-я проекта, запрещающая, вопреки прежнему судебнику, приписывать новые законы к судебнику проектированному?
