Но вдругъ услышалъ то, что нѣкакой пастухъ,
Вокрався въ сердце къ ней, плѣнилъ пастушкинъ духъ.
Груститъ онъ болѣе, грустилъ колико прежде,
Когда и сѣтуя онъ былъ о ней въ надеждѣ.
15 Плеснетъ, онъ думывалъ, струя во берега,
Когда пройдетъ зима, освободивъ луга.
Хотя о Порціи то сказано и ложно;
Но Калисѳену быть веселымъ не возможно,
Онъ страстію еще мучительняй горитъ,
20 Шатается въ лѣсу, въ пустынѣ говоритъ:
Къ чему ты Порція въ очахъ моихъ блисталась,
Когда ты ахъ не мнѣ, когда не мнѣ досталась!
На то ли ты огонь зажгла въ моей крови!
Я думалъ то, что ты не мыслишь о любви.
25 Безвинной агницей по днесь тебя я ставилъ,
И непорочности твоей я время славилъ.
Какую вѣдомость я слышу о тебѣ!
Другому отдано, что прочилъ я себѣ.
Мнилъ, будешь ты моя, но не моя ты стала:
30 Не ради ты меня какъ роза разцвѣтала:
Не я разгрызъ орехъ, не я ядро вкушалъ,
Другой, другой себя тобою утѣшалъ.
А я когда ево утѣхи вображаю,
Дурманъ и бѣлену лишъ только распложаю.
35 Когда бъ любовникъ твой достоинство имѣлъ;
Такъ я бы ободрить еще себя умѣлъ:
А нынѣ вижу я, ѣстъ финики скотина,
И съ чистою водой совокупилась тина.
Возможно ль было мнить, такой пастухъ сорветъ,
40 Хранимый Порціей ея прекрасный цвѣтъ!
Но здѣлалося такъ: оселъ ко смоквѣ ходитъ,
И пищу сладкую на древѣ семъ находитъ.
Но вдруг услышал то, что некакой пастух,
Вокрався в сердце к ней, пленил пастушкин дух.
Грустит он более, грустил колико прежде,
Когда и сетуя он был о ней в надежде.
15 Плеснет, он думывал, струя во берега,
Когда пройдет зима, освободив луга.
Хотя о Порции то сказано и ложно;
Но Калисфену быть веселым не возможно,
Он страстию еще мучительняй горит,
20 Шатается в лесу, в пустыне говорит:
К чему ты Порция в очах моих блисталась,
Когда ты ах не мне, когда не мне досталась!
На то ли ты огонь зажгла в моей крови!
Я думал то, что ты не мыслишь о любви.
25 Безвинной агницей по днесь тебя я ставил,
И непорочности твоей я время славил.
Какую ведомость я слышу о тебе!
Другому отдано, что прочил я себе.
Мнил, будешь ты моя, но не моя ты стала:
30 Не ради ты меня как роза расцветала:
Не я разгрыз орех, не я ядро вкушал,
Другой, другой себя тобою утешал.
А я когда ево утехи вображаю,
Дурман и белену лишь только распложаю.
35 Когда б любовник твой достоинство имел;
Так я бы ободрить еще себя умел:
А ныне вижу я, ест финики скотина,
И с чистою водой совокупилась тина.
Возможно ль было мнить, такой пастух сорвет,
40 Хранимый Порцией её прекрасный цвет!
Но зделалося так: осел ко смокве ходит,
И пищу сладкую на древе сем находит.
