тельно, — опять таки по нашему, — не могутъ дать повода къ ложному рѣшенію; — вотъ эти то пять и семь, если кто-нибудь будетъ подвергать разсматриванію и спроситъ, какую они составляютъ сумму, то укажутъ ли здѣсь всѣ на двѣнадцать, или же кто укажетъ на двѣнадцать, а кто и на одинадцать?"
— Клянусь Зевесомъ, многіе ихъ примутъ за одинадцать. А если кто станетъ разсматривать еще болѣе сложныя числа, то будетъ ошибаться еще больше; вѣдь ты, я думаю, при этомъ вопросѣ имѣлъ въ виду и разныя другія числа?[1].
"И правильно думаешь. Но подумай и о томъ, не значитъ ли это, что въ данномъ случаѣ число двѣнадцать самого пласта воска принимается за число одинадцать, находящееся тамъ жеи.
— Это такъ.
"Стало быть, мы опять очутились тамъ же, гдѣ были прежде. Въ самомъ дѣлѣ, принимающій двѣнадцать за одинадцать принимаетъ одно извѣстное за другое извѣстное, а это мы провозгласили за невозможное[2], и именно это обстоятельство и заставило насъ тогда не признавать ложнаго рѣшенія, — т. е. то обстоятельство, что при допущеніи ложнаго рѣшенія пришлось бы одному и тому же быть и извѣстнымъ мнѣ, и неизвѣстнымъ".
— Вѣрно.
"Стало быть, ложное рѣшеніе нужно искать въ чемъ-нибудь другомъ, помимо "перепутыванія" при соприкосновеніи мышленія съ ощущеніемъ, потому что если бы въ послѣднемъ заключалось все дѣло, то не было бы ложнаго рѣшенія и въ тѣхъ вещахъ, которыя мы только мыслимъ. А теперь, или въ вещахъ, которыя мы только мыслимъ, нѣтъ ложнаго рѣшенія, или приходится извѣстному быть вмѣстѣ съ тѣмъ и неизвѣстнымъ. Что изъ этого выберешь?"
- ↑ Не идетъ ли тутъ рѣчь скорѣе о разныхъ ариѳметическихъ дѣйствіяхъ ( — вычисленіяхъ)?
- ↑ На это приходилось указывать и на стр. 77, когда "извѣстное" не было еще разъяснено въ смыслѣ "памятуемаго", а затѣмъ и на стр. 85 пунктъ 1.
тельно, — опять таки по нашему, — не могут дать повода к ложному решению; — вот эти то пять и семь, если кто-нибудь будет подвергать рассматриванию и спросит, какую они составляют сумму, то укажут ли здесь все на двенадцать, или же кто укажет на двенадцать, а кто и на одиннадцать?"
— Клянусь Зевесом, многие их примут за одиннадцать. А если кто станет рассматривать еще более сложные числа, то будет ошибаться еще больше; ведь ты, я думаю, при этом вопросе имел в виду и разные другие числа?[1].
"И правильно думаешь. Но подумай и о том, не значит ли это, что в данном случае число двенадцать самого пласта воска принимается за число одиннадцать, находящееся там жеи.
— Это так.
"Стало быть, мы опять очутились там же, где были прежде. В самом деле, принимающий двенадцать за одиннадцать принимает одно известное за другое известное, а это мы провозгласили за невозможное[2], и именно это обстоятельство и заставило нас тогда не признавать ложного решения, — т. е. то обстоятельство, что при допущении ложного решения пришлось бы одному и тому же быть и известным мне, и неизвестным".
— Верно.
"Стало быть, ложное решение нужно искать в чём-нибудь другом, помимо "перепутывания" при соприкосновении мышления с ощущением, потому что если бы в последнем заключалось всё дело, то не было бы ложного решения и в тех вещах, которые мы только мыслим. А теперь, или в вещах, которые мы только мыслим, нет ложного решения, или приходится известному быть вместе с тем и неизвестным. Что из этого выберешь?"
