прямо къ зеркалу, повернулась раза два, а отъ нея такъ и зашумѣло по комнатѣ, словно сухіе листья. Плюхнула въ кресло, такъ что ее подбросило; тогда только глянула на насъ.
»Что́ вамъ надобно?« спрашиваетъ она.
»Мы къ вашей милости«, говорю,—такъ и такъ. А самъ низко кланяюсь.
Она выслушала, пристальнѣе на насъ взглянула, да и говоритъ, что теперь все вздорожало, что вотъ у такого-то пана паробки выкупались да пополтысячѣ за себя взносили.
»А у какого же это пана они, пани, выкупались?« говорю я да опять низко кланяюсь.
»А тебѣ на что́, у какого пана? (а у самой словно что́ въ ухѣ заскребло) на что тебѣ?«
»Да что́ же?« говорю. »Видно, у того пана—дай ему Господь здоровье—люди живутъ богато.«
»А ты за сколько думаешь откупиться?«
»Мы, пани, по своимъ деньгамъ думали, да, знать, Богъ не судилъ.«
»А за сколько жъ ты думалъ?«
»Да на что́ напрасно вашу милость безпокоить? будьте, пани, здоровы!« говорю, а самъ къ дверямъ.
прямо к зеркалу, повернулась раза два, а от неё так и зашумело по комнате, словно сухие листья. Плюхнула в кресло, так что ее подбросило; тогда только глянула на нас.
«Что́ вам надобно?» спрашивает она.
«Мы к вашей милости», говорю, — так и так. А сам низко кланяюсь.
Она выслушала, пристальнее на нас взглянула, да и говорит, что теперь всё вздорожало, что вот у такого-то пана паробки выкупались да пополтысяче за себя взносили.
«А у какого же это пана они, пани, выкупались?» говорю я да опять низко кланяюсь.
«А тебе на что́, у какого пана? (а у самой словно что́ в ухе заскребло) на что тебе?»
«Да что́ же?» говорю. «Видно, у того пана — дай ему Господь здоровье — люди живут богато.»
«А ты за сколько думаешь откупиться?»
«Мы, пани, по своим деньгам думали, да, знать, Бог не судил.»
«А за сколько ж ты думал?»
«Да на что́ напрасно вашу милость беспокоить? будьте, пани, здоровы!» говорю, а сам к дверям.
